Ристалище N 10 "Музы".
Feb 03 – Mar 10 2009

Условия :
1. Судья : Amanita.
2. Тема : "Музы".
3. Жанр : любой.
3. Произведение : проза 12 тыс.знаков (допускается – 1000 и + 2000).
4. Время на Выпад : 16 дней.
5. Время на голосование : 20 дней (включая голосование о титулах МуЗов).
6. Дополнительные условия : наличие юмора.
7. Особые титулы по итогам опроса Дам Ордена : МуЗ Дамы Ордена.
8. Особая награда для Победителя : Поцелуй любой Дамы Ордена по выбору Победителя! Вид, степень и долговременность поцелуя выбирает так же Победитель.

Итоги :
Выпад N 1. "Иришка" Dalahan – 72 балла
Выпад N 2. "Понедельник – день тяжелый или Трудно быть музой" Strannik – 75 баллов
Выпад N 3. "HDP-15 модернизированная, по прозвищу Муза" Dalahan – 76 баллов
Выпад N 4. "Музы-паззл" Тень – 75 баллов
Выпад N 5. "Муза" Dalahan – 70 баллов

Вердикт :
I место – Dalahan "HDP-15 модернизированная, по прозвищу Муза".
II место – Тень Цитадели "Музы-паззл" и Strannik "Понедельник – день тяжелый или Трудно быть музой".
III место – Dalahan "Иришка".

Особый вердикт от Судьи :
Теперь о сладких призах ! [Ядовитая лукаво прищурилась]
Как и обещалось, Победитель Ристалища а-ла наш бесценный Критик Ордена имеет полное право... [Amanita хихикнула в ладошку, а затем состроила почти серьезную мордочку]
...имеет право поцеловать... любую по ЕГО выбору Даму Ордена! Вид, степень и долговременность поцелуя выбирает так же Победитель! [она подняла глазки к потолку и негромко добавила]
А Даме Ордена придется смириться с выбором Победителя и его поцелуйными домогательствами! Хи-хи-хи!

Теперь о почетном! [Ядовитая делано нахмурилась и вздохнула]
В ходе длительных пыток Дам выяснилось, что НИКТО из рыцарей... [она хихикнула и стала загибать пальчики]
А! Не вдохновил ни одну Даму на серьезное творчество!
Б! Госпожу Chunyu подвигли на написание рассказика! Причем все, как она выразилась – "Ристалище в целом". А не кто-то жутко талантливый конкретно.
Г! Почти ни на чьем творчестве не заснули! Почти... [Ядовитая снова хихикнула в ладошку]
А В... ну, да, было еще В! Да, кое-кто кое-кого сподвиг на написание стишков. Причем с тем же определением – "Ристалище в целом". Отсюда мораль! [Amanita задрала носик и снова подняла указательный пальчик]
Никто из участников данного Ристалища НЕ ЗАРАБОТАЛ звание МуЗа хотя бы одной из Дам и хотя бы по одному из пунктов :
МуЗ Дамы Ордена,
Миниатюрный МуЗ Дамы Ордена (Мини-МуЗ),
Рифмованный МуЗ Дамы Ордена (Рифмо-МуЗ),
Усыпляющий МуЗ Дамы Ордена (Баю-бай-МуЗ).
А жаль! Да-с!

Тотализатор

Nadya :
1. "Иришка" – Dalahan
2. "Трудно быть музой" – Amanita
3. "HDP-15 модернизированная, по прозвищу Муза" – Strannik
4. "Музы-паззл" – Тень
5. "Муза" – (очень неуверенно) ZoomKnight

Ставка : "рисунок простым карандашом, точнее автопортрет".

Так как другие участники Тотализатора смылись по дороге и пропали на подлете (а такие были!) [она погрозила кому-то пальчиком]
... то Победитель Тотализатора становится... Nadya, которая теперь может (и должна!) выполнить СВОЙ автопортрет и подарить его НАМ и себе же! [хихикнула Amanita и собралась уже, было, уходить, но повернулась]
Что примечательно... [она опять вскинула пальчик вверх и обвела всех сУРъезным взглядом]
Все, то есть абсолютно все участники Ристалища, совершенно не заработавшие при этом звание хоть какого-то МуЗа, заняли призовые места! Хи-хи! Какие молодцы!
[Вдруг Ядовитая нахмурилась и пробормотала себе под нос]
Все, кроме работы... про меня-любимую! [она надула губки и быстро добавила]
Значит, меня тут никто не любит! Все, ухожу! Забираю "Музу" себе... ммм... нам с ТС на стол и ухожу! [она повернулась ко всем, показала длинный вредный язычок и ничего не объясняя вслух, растворилась]

Финал Ристалища N 10. Награда Победителя

Dalahan : На правах Победителя Ристалища решаюсь объявить форму обещанного "поцелуя" выбранной мною Дамы. Прежде хочу огласить имя выбранной Дама. Выбранная мною Дама... э-э... ну-у... ии-и-и... как бы это сказать?.. короче... скажем прямо... госпожа Amanita.
Что до формы. В виду невозможности каких-либо физических контактов опосредствованно али напрямую ближайшее непредсказуемо-неопределенное время, единственно доступной формой поцелуев выступают словесные излияния. Посему. Со своей стороны обязуюсь в течении ближайших десяти дней оформить свой "поцелуй" Amanit-е в виде лирической чувственной (страстной) сказки объемом не менее 20-ти тыс. символов, главными персонажами которой должны быть непременно ОНА и... Dalahan.
С другой стороны поцелуй только тогда настоящий, когда взаимный. Поэтому со стороны госпожи Amanit-ы ожидаются адекватные "поцелуйные" усилия той же тематики и объемов.

Условия:
1. Судья : отсутствует.
2. Тема : "Поцелуй на лоне природы".
3. Жанр : любой.
4. Произведение : проза не менее 20.знаков.
5. Время на Выпад : 10 дней.
6. Дополнительные условия : наличие персонажей Amanita и Dalahan.

Эпизод N 1. "Примула – весенний цветок или Поцелуй феи" Dalahan
Эпизод N 2. "Был миг скоротечный начала любви" Dalahan
Amanita высказалась в виде рецензий.

Иришка.
III место

Как жил бы я без светлой музы?!
Как дороги мне эти узы!
Дарящие тепло душе.
В них утонуть готов уже!

Поэма о любви, заказанная издательством неделю назад, не продвигалась в своем написании. Уже было выброшено в мусор множество листков, а блок питания ноутбука буквально раскалился оттого, что его практически не выключали. Но поэма никак не хотела складываться.
Строки, что рождались, были банальными. От них становилось противно, едва они успевали лечь на бумагу или появиться на экране монитора. Микаэль всерьез начинал задумываться над тем, чтобы отказаться от работы. Это не его. Он уже перерос тот этап, когда пишут о любви. К черту!

Микаэль стоял у окна и просматривал свои рукописные черновики:

Любовь-любовь! Суть мирозданья!
Зачем ты мучаешь меня?
Ты сжалься, облегчи страданья!
Меня отвергни, прочь гоня!

– Идиотизм! – скомканный листок полетел в корзину.

Глаз твоих безмерная обитель
Заключила душу мою в плен.
В твоем мире я не повелитель.
В нем я раб. А вне его я – тлен.

– М-да. Пожалуй, неплохо, – но и этот листочек пополнил собой содержимое мусорной корзины.
Микаэль швырнул оставшиеся листки и нервно заходил по комнате.
– Глупая, банальная тема! Сколько можно жевать одно и тоже?! Писать слащавые реплики, придумывать а-ля глубокомысленные афоризмы и метафоры! Или – что еще ужаснее – скатываться к пошлости! В лучшем случае к умеренной эротике... О! Может, попробовать?

Он подскочил к раскрытому ноутбуку и сходу настрочил:

Губ твоих касанье вожделею,
Сердце бьется в трепетной груди!
Тело жаждет, разум мой немеет!
И расплату чую впереди!

Микаэль в хохоте откинулся на стуле и чуть не треснул кулаком по ни в чем не повинной клавиатуре. В следующий момент скомканный на экране виртуальный листик уже летел в виртуальное мусорное ведро.

– Все, к черту! Отказываюсь! Нельзя себя насиловать. В любом другом деле можно. Здесь – нельзя. Когда то, о чем пытаешься написать, тебя не трогает, ничего путного не получится. Там, в редакции, должны это понимать... Хотя... Они, может быть, и понимают, но что это меняет? Если у них есть определенные планы, то их мало волнует, насколько эта тема затрагивает меня лично – просто найдут другого поэта, кого она затронет, или того, кому все равно, о чем писать... Ну, и отлично! Это их право. Надо быть честным и перед собой, и перед ними. И не морочить никому голову... Так и сделаем! Пойдем и откажемся.

Микаэль собрал оставшиеся листики с черновиками, которых минула участь корзины, и, на всякий случай, спрятал в стол.
– А теперь стоит сходить, попить пивка. По-моему, хорошая идея.
Принятое решение отказаться от заказа редакции и мысль прогуляться воодушевили Микаэля. Он почувствовал облегчение, как будто камень упал с души. Его тело ощутило свободу от тяжких оков, разум просветлился, а планируемый поход в бар ознаменовал собой наступающее светлое будущее.

Микаэль решительно выключил ноутбук (о! как несчастный этому обрадовался!), надел пальто и выскочил из квартиры.

***

Стояла ранняя весна. Снег кое-где еще лежал грязными сгустками, но молодая трава уже давала о себе знать, и деревья жизнерадостно набухали почками.
Пивной ларек размещался в небольшом скверике подле автострады, невдалеке от детской площадки, где ребятишки, не обращая внимания на городскую суету, старательно доламывали выстроенные для них муниципалитетом качели и лазательные сооружения. Не нарочно. Так получалось.

Людей у ларька сегодня было мало. Всего несколько одухотворенного вида пьянчужек посасывали пивко из пластиковых бокалов на скамеечках, глубокомысленно взирая на проходящих мимо озабоченных своими проблемами прохожих.
– Свеженькое сегодня? – Микаэль порылся в не обремененном тяжестью кошельке и кинул в тарелочку несколько купюр, – Тюлечка вяленая есть?.. Нет? Ну, ладно.

Примостившись за свободным столиком, он выставил перед собой бокал пива и тарелочку с пересушенными солеными палочками и, предвосхищая, но не торопя наступление удовольствия, достал сигарету без фильтра, закурил. Сизый дым заслонил собой вид домов жилых многоэтажек.
– К черту любовь. Больше не возьмусь за эту тему. И вообще... к черту поэзию! Иссяк! Занимаюсь ерундой. Пусть молодые пишут. Кто я там, по образованию? Учитель? Ну, вот, и пойду учителем в школу. Или в детский садик. Может, возьмут младшим воспитателем. На худой конец – на базар, бананами торговать. Все лучше, чем писать всякую муру и слоганы для реклам.

Решение было принято, и глоток холодного пива с мягкой пеной вроде бы окончательно его утвердил. Жизнь стала поворачиваться иным, неизведанным Микаэлю боком, отчего его вновь мимолетно потянуло на поэзию. Но он быстро пресек все потуги.
– Все! Баста-баста! Никаких поползновений.
Он испил уже половину бокала и подумывал закурить новую сигарету, когда ему под ноги прикатился детский разноцветный мячик.
"Опа!"
– Дядя, дайте мячик.

Микаэль поднял голову и увидел... девочку.

Светлое, искрящееся наивной радостью создание с большими белыми бантами на голове и исключительной детской непосредственностью спокойно и терпеливо взирало на Микаэля.
– Да, пожалуйста-пожалуйста, – мужчина поспешил толкнуть ногой мячик к девочке.
– Спасибо, – девочка схватила мячик, но почему-то осталась стоять на месте, с детским интересом разглядывая "дядю".
.
Микаэлю сейчас не очень хотелось общаться с детьми, но он посчитал невежливым проигнорировать немой призыв к разговору со стороны стоящего пред ним светлого образа:
– Тебя как зовут, красавица?
– Ира. Только я не красавица, – девочка игриво-смущенно улыбнулась.
– Это почему ты так решила?
Девочка засмущалась:
– Ну, просто так.
– Ерунда. Ты слушай, что тебе дядя говорит. Тем более поэт... – сказал Микаэль и осекся.
"Зачем это я? Вед сказал же себе, что все – баста!"
– Вы поэт?! – удивлению девочки, казалось, не было границ.
– Да... поэт... раз уж сказал.
– Ой, как здорово! А расскажите что-нибудь!

"Нормально. Приплыли. Всегда говорил, что дети – это главные враги настоящего поэта".
– Стихи читают, Ирочка. Их не рассказывают... Понимаешь, я пишу стихи... писал... пишу... для взрослых. Они детям не интересны.
– Ой, как печально! А я так стихи люблю, – на лице девочки нарисовалось неподдельное сожаление.
– Что, серьезно? Да-а, трудный случай, – пробубнил себе под нос Микаэль, но Ирина расслышала его слова.
– Какой случай?
– Случай?.. А, нет, это я так. Ладно. Хочешь стихи, Ирочка? Сейчас сообразим.

Микаэль отодвинул недопитое пиво, надул губы, взглянул на небо и, выдохнув, стал декламировать:

Воробушек не веточку присев
И песенку веселую запев,
Сердечко юное он девочке согрел.
Такой уж у мальца благой удел.

Забулдыжка с соседней скамейки подозрительно покосился на Микаэля. Девочка же непринужденно захлопала в ладоши и тут же спросила:
– А что такое "мальца"? И кто "удел"? Воробей удел?
Микаэль сконфуженно отхлебнул пива.
– Нет, воробей не удел. Он, вообще, похоже, не при делах. Просто я – плохой поэт. Это я так, для разговора, сказал, что поэт. А по сути... неудачник и пьяница – вот я кто. И ты зря со мной разговариваешь, Ира. Мама или папа увидят – и мне по шее дадут, и тебе.
– Не дадут... У меня нет ни папы, ни мамы. Я живу с бабушкой. А она у меня добрая и никого не бьет.

– Что, серьезно – ты живешь с бабушкой?
– Серьезно.
– Это плохо.
– Да, я тоже такого мнения.
– Чего ты... мнения?
– Такого же.
– А-а. Ну, да. А вы с бабушкой хоть дружно живете?
– Дружнее не бывает! Бабушка меня очень любит, а я – ее!
– Замечательно!.. Ты, вот что, – Микаэль махом допил пиво, – раз уж пошла такая... Короче, садись-ка на лавочку. Не на эту – на ту. И слушай. Я тебе сейчас еще стихи почитаю. Если ты не против.

Макаэль почувствовал, что его понесло. Как это... э-э... вдохновение пришло. Будь оно не ладно!
– Не против, – девочка быстро уселась на лавочку, на которую указал Микаэль, обняла мячик руками и уставилась на "дядю".
– Меня, понимаешь, прорывать начинает, Ира. У нашего брата, поэта, это случается... Стихи новые. Тебе посвящаются... Эксклюзив.
– Чего? – не поняла девочка.
– Ничего. Слушай.

Ты любишь, Ир, когда конфеты
Тебе дают?.. Цветов букеты?..
И много сказочных игрушек:
Машинок, кукол и зверюшек?

Ну, да. Конечно. Как иначе?
Скажу: раз дарят – любят, значит.
Со мной не споришь ты, Иришка?
Наверно, умная ты слишком.

Ну, хорошо. Пойдем-ка дальше.
А можешь ты любить без фальши?
У бабушки, вот, голова
Болит, к примеру. Что сперва
Ей скажешь, прибежав с прогулки?
"Хочу какао, масло с булкой!"

Нет... вижу, ты совсем иная.
Ты умница, ты золотая.
Ты бабушке заваришь чаю.
Наверно так, я полагаю?

С ней посидишь ты на диване,
Прибрав белье пред этим в ванне.
Сама ковер пропылесосишь.
Ее ты ни-ког-да не бросишь!
И ни в беде, и ни в обиде!
Ты, умница! В таком, вот, виде
Тебя и я люблю, пожалуй.
Но только, ты, смотри... не балуй!

Любовь, Иришка, очень сложно
Нам заслужить. И просто можно
Ее лишиться навсегда.
Вот, в этом вся наша беда.
То, что имеем – мы не ценим.
А потеряем – не заменим
Ничем на свете!.. Ни-ког-да!
Ты помни, Ира, то всегда.

Люби. И никогда не требуй
За это платы никакой.
Пусть будет трудно нам, порой –
Потом вернется все с лихвой.
Коль бескорыстно, терпеливо
Сумеем мы другим на диво,
Превозмогая боль и грусть,
Нести в себе лишь радость. Пусть
Другим достанется она.
В том нет печали. Не беда.
Воздастся все тебе сполна!

Улыбку на твоем лице
Я вижу, Ир. Ну, что ж... в конце
Сей повести немногословной
Позволь в знак дружбы не условной
Тебе мне руку протянуть.
Будь умницей! И в добрый путь!

Выговорившись – чем усмирил неожиданно возникшую поэтическую "ломку" – Микаэль откинулся на лавочке и закурил сигарету, удовлетворенно уставившись на убегающую вдаль автостраду.
Пока он читал стихи, Ира то и дело хихикала, но при этом было заметно, что она глотает каждое его слово, как драгоценную ложку сливочного пломбира. Теперь же девочка пребывала в состоянии счастливой эйфории и с обожанием взирала на дядю-поэта.

– Вы дядя-сказочник? Вы пишете сказки?
Микаэль вернулся откуда-то издалека и посмотрел на девочку.
– Я?.. Я – дядя-дурак. Сказки я не пишу... Хотя... Слушай, интересная мысль! Ты гениальный ребенок!.. Пишу, Ир. Пишу... Замечательные сказки пишу. Правда они до сих пор никому не были нужны... Но!

Не все так плохо в этом мире!
За то скажу спасибо Ире!

***

"А почему бы нет!? Это гениальная мысль!"
Теперь Микаэль знал, что делать. У него были друзья в редакции детского альманаха. Они давно предлагали ему работу, но он отказывался. Почему? Дурак был! Говорил сам себе, что это несерьезно. Что не любит детей. Идиот! Как их можно не любить?! Дети – это самое светлое, что есть на Земле! (Особенно те, кто любит стихи и сказки).
Вперед! В редакцию детского альманаха!

***

Разноцветный мячик катился по тротуару. Микаэль поднял ногу и остановил его. За мячиком, пытаясь его догнать, бежала девочка. Да-да. Та самая, которую зовут Ира. Увидев знакомого "дядю", она остановилась и с немым вопросом посмотрела ему в лицо.

– Здравствуй, Ира!
– Здравствуйте, дядя Микаэль, – неуверенно ответила на приветствие девочка.
– Как твои дела? Как бабушка?
– Мои дела хорошо. Мне бабушка купила новые ботинки... вот... А еще у нас закончили ремонт в ванной. Там теперь так красиво!.. Мой дядя привез нам стиральную машину, и бабушка обещала научить меня ею пользоваться. Еще у нас... еще... Ну, это не важно... А как у Вас дела, дядя Микаэль?
– У меня дела отличные, Ира! И знаешь... – Микаэль нагнулся и сказал полушепотом – Это все благодаря тебе.
– Мне?!
– Да, тебе. Помнишь, ты спрашивала: пишу ли я сказки?
Девочка засмущалась и ничего не ответила.
– Так вот. Я пришел специально, чтобы вручить тебе подарок.
– Подарок?! Какой?
Микаэль достал из кармана пальто небольшую книжечку в мягком переплете и протянул ее Ире.
– Это тебе. Сборник сказок и детских стихов. Моих. Посмотри, там, на первой странице.

Девочка раскрыла книжку и уставилась на большую красиво выписанную голубым фломастером надпись на первом листе: "Девочке Ире и ее Бабушке!
Микаэль К."
– Дядя Микаэль, а Вы научите меня писать стихи?
– Обязательно научу!
Микаэль достал визитную карточку.
– Вот. Приходи по этому адресу – это адрес "Детского литературного клуба", которым я руковожу уже целую неделю. Там мы и продолжим наш с тобой разговор. Приходи обязательно!
Девочка помахала уходящему дяде рукой и долго провожала его взглядом.

Микаэль уходил и чувствовал себя счастливым. Он теперь знал, что действительно кому-то нужен. И все, что он ныне придумывает и пишет, интересно. Прежде всего, ему самому.

© Dalahan. Feb 05 2009

Рецензии к "Иришке"

Nadya : Читать было интересно, но да простит меня автор, юмора я тут почти не увидела.
Лотадан : Точное попадание автора. Мне очень понравилось. Даже смеялся.
Strannik : Красиво написано (хотя юмора действительно незаметно, но сие есть придирки).
Dalahan : Есть "тонкие" душевные моменты. Но присутствуют не очень уместные сюжетные сочетания. Например, маленькая девочка – пивной ларек. За это снизил оценку.
Тень : Достойный сюжет, но в настолько "легко-простом" исполнении... Не взяло ни за что, но приятно. По количеству юмора (как я запомнил) – прочное второе место, но так же "легкому", невесомому практически.
Amanita : Мнение судьи :
Приду на детскую площадку,
Возьму пивка и карандаш.
Про деревянную лошадку
Начну писать, куснув лаваш.
Пивка глотну, в блаженстве млея,
И пару строк черкну на лист.
Прочту, глотну и обомлею:
Я не сказитель – Публицист!

Понедельник – день тяжелый или Трудно быть музой.
II место

– Вы кто?
– Добрая фея.
– А почему с топором?
– Вот видите, как вы мало знаете о добрых феях.
(Бородатый анекдот)

Все-все-все, завязываю с сегодняшнего дня. Что? Вчера обещала? Ну, сегодня точно завяжу. Потому как понедельник, новая жизнь и... О-ой! Нет, все, теперь точно завяжу. Амброзия – штука хорошая, но коварная-а-а. Гудели всем Парнасом, день ангела Михаила отмечали. Наши соседи – ангелы-хранители, и там есть, аж, три штуки Михаила. Они и выставились. А что? Нормальный повод, не хуже других. Начали культурно, в пятницу, все чин-чинарем. А потом – понеслась. А мне ж еще сегодня на работу...

Что значит – на какую? Какая работа у муз? Правильно, вдохновлять гениев на написание шедевров, восхваляющих красоту во всем ее многообразии, любовь, радость. Выдавать на-гора сотни идей в минуту, стишки-песенки, книжки-сценарии. По праздникам можно сонеты. Причем мы не какие-то хранители, которых может быть по несколько штук на одного человека. Мы – творческая интеллигенция, штучный товар. Конечно, не уровня Мельпомены и Талии, но все-таки.

Правда, в связи с последними пертурбациями на Земле (ну, там – мода сменилась, ретро уже не котируется, рулит попса), многим из нас пришлось быстренько переквалифицироваться и перепрофилироваться. А некоторым и вовсе дел не осталось, как, например, бедняжке Урании. Потому как наблюдение за звездами сейчас проводится все больше из интереса, причем интереса выгодного. Ну, там звезду своим именем назвать или участок на Луне прикупить.

Зато малютка Клио занята по уши. Историю всегда переписывали все, кому не лень, но сейчас эта капризная наука (и Клио, как ее бессменная покровительница) переживает настоящим бум разоблачений, новых версий старых событий и сенсационных открытий, подавляющая часть которых сочинялась "на кончике пера". Самое интересное, что находились те, кто во все это верил. Впрочем, сложно не поверить в то, над чем поработали музы.

Вы думаете, музы свободны в выборе тем? Фигушки. Мало того, что каждая из нас отвечает за свой жанр или раздел науки (а таковых с течением времени становится все больше), наша задача еще и обеспечивать рейтинг написанным-изображенным-снятым шедеврам. Говоря по-современному – сделать хороший "промоушн" и качественную раскрутку. Это раньше достаточно было воодушевить гения, и он работал, не покладая рук, над сонетом или стихотворением. А теперь надо еще внушить продюсеру, что данный ширпотреб (будем честными – когда уж говорить правду, если не утром в понедельник с похмелья – ширпотреб!) будет иметь успех, что нужно его поддержать на всех уровнях. А кто ответственен в случае чего? Все те же музы...

Ой, пойду попью водички и собираться... Мне ж еще сегодня три сценария, полтора десятка песенок сочинять и в мозги этим гениям внедрять... А какие они, эти гении, капризные – один Шеф знает! И невнушаемые, как говаривал незабвенный Ковров в "Чародеях" (моя, кстати говоря, работа – приятно). Вон хотя бы Германа с шестидесятых "обрабатывала", а он только с начала века занялся своим "Трудно быть богом". Наше начальство, как обычно, среагировало на слово "бог", толком не разбиралось и дало ЦУ – создать и поскорее.
А наше дело маленькое – под козырек и исполнять. А мы ж не хранители (ой, кажется, я это уже говорила – все-все, завязываю), чтоб являться воочию, даже изредка. Наше дело – быть тайной силой вдохновения. Все на уровне чувств, не хухры-мухры. А вы сами знаете, как эти гении (и мнящие себя ими) чувства глушат? Хотя бы тот же Федя Бондарчук – и водку пьянствовал (и не надо на меня пальцем показывать, сама знаю), и травку покуривал. А популярные певцы-певички – и того хуже.

Ох, вроде полегчало немножко... Теперь подвести губки-глазки и на работу, на работу, на любимую работу!

***

Фух! Успела! Добралась! Даже не нарушила ничего, и крылышки не помяла, и гоблин-постовой (ладно-ладно – ангел-постовой, но с такой рожей только гоблином и быть) не штрафанул, и местечко на стоянке мое персональное не занято. Ляпота! Теперь надушиться и можно приступать.

Ого! Так я еще неплохо выгляжу по сравнению с другими. И мордашка в порядке, и не качает... почти. Вон соседки по творческому цеху вообще светло-зеленые и сидят, не шелохнутся. Ну, да, знаю такое. У самой бывало не лучше. Но им-то волноваться особо нечего – текстовые "квесты" на компьютерах давно и прочно ценятся только фанатами, коих остались считанные единицы, а, значит, работать они начнут не раньше обеда. И снова будут вдохновлять своих подопечных на что-то донельзя муторное – то ли по мотивам давно прочитанных книг, то ли не менее давно просмотренных фильмов.

Нет, это я, конечно, перебираю. И среди "квестов" попадаются настоящие шедевры, но, как и прочих произведений, которыми стоит гордиться, их подавляюще мало. Действительно интересные проекты создавались на заре самого жанра. Более поздние – опирались уже на технические и графические решения, оставляя позади сюжет. Но это было давно.

Ладно, в сторону размышления, пора делом заняться. Что там у нас сегодня?

Великий Шеф! Снова сериалы. Они у меня уже в печенках сидят! Ну, сколько можно эту мыльно-эмоциональную муть снимать и, главное, смотреть? Сначала этим только бразильцы баловались, а потом подсели и остальные. Что ни месяц, то новый "шедевр", "душещипательный" и бесконечный, как арабо-израильские разборки. Что ни вечер, так хозяйки и жены, забывая все перед мерцающими экранами, следят за душевными страданиями очередной Рыжей, Светы, Тани или еще кого, а потом часами висят на телефонах, обсуждая любовные перипетии экранных героев.

Но как ни крути, придется заниматься. Хотя, откровенно сказать – противно. А как все начиналось... Как я радовалась, получив после своей земной жизни такую престижную по здешним меркам работу! Это вам не хранители, привязанные к своему человечку, и не "истребители", периодически постреливающие чертей с демонами. Сказали, что у меня дар. А его, как известно, не пропьешь. Если б тогда знала, чем придется заниматься... Как говорили еще на Земле – знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Или на Канарах.

Фух! Вроде закончила с этим мылом. Сочинила, внушила, теперь можно передохнуть и с чистой совестью взяться за вторую часть работы. Что? Я говорила, что ненавижу сериалы? Я такое говорила?! Да я их люблю, просто обожаю... после ЭТИХ ПЕСЕН!

Нет, не могу так больше. Пойду, попрошу у соседок стаканчик амброзии. Потому что это же невыносимо! Тупые тексты (стихами их назвать язык не поворачивается), бездарная музыка, выдаваемые за верх поэтической и композиторской мысли. Причем от этого фанатеют тысячи и десятки тысяч! Да, есть много хороших песен и сейчас, вот только почему-то мне приходится заниматься этим убожеством. Да еще и в понедельник. Ужас!

Но делать-то придется. Приму еще амброзии для успокоения и за работу, Люцифер ее побери!

***

Все-все-все, завязываю с сегодняшнего дня! Что? Вчера обещала? Ну, сегодня точно завяжу. Мама! Я же вчера собиралась! Хотя с такой работой, наверное, не получится в ближайшую пару сотен лет. Сейчас встать. Встать, я сказала! Попить водички, умыться-причесаться-в-зеркало-не-смотреться. И на работу. На любимую ненавистную работу.
Как же тяжело быть музой особенно в наш век...

© Strannik. Feb 20 2009

Рецензии к "Трудно быть музой"

Strannik : Неплохо написано, но мало, мало.
Nadya : Интересно. Смешно. Но... не хватает какой-то малости.
Лотадан : Попытка сделать всем смешно не удалась. Мне понравился только анекдот. Рассказик островат, но не более. Тема избита, сюжет не нов ... в общем семь баллов.
Dalahan : Лично мне понравилось. Тема раскрыта. И раскрыта легко, интересно, весело и непринужденно.
Тень : Идея была интересной. Но она полностью Заглушена юмором, если им можно оглушить. Если юмор – соль, то здесь просто пересолено. И в чем дело, я не понимаю. Возможно, не настолько искрометно, возможно не по ситуации. Я, вообще-то, юмор люблю, но здесь как-то... Примеры в Ордене, да простят меня те, кого не вспомнил, больших (удачных, на мой взгляд) юмористических произведений есть, они принадлежали перу Хозяйки ("Пропасть жизни") и господина Dalahan-а ("Круиз"). Это творение, на мой взгляд, сравнения не выдерживает. Не удачный текст, приношу извинения автору. На мой взгляд – самый неудачный, да еще и взятый разбег в последней трети куда-то делся или... не закончился. Как показалось.
Amanita : Мнение судьи :
Что пить, с кем пить – одно мученье,
И с кондачка тут не решить.
Мусоросборное творенье
Еще мне надо завершить!
Продюсер ждет, а с ним и автор
(Что б он пил брагу натощак!).
А вдалеке парит редактор
В моих рассоловых мечтах...

HDP-15 модернизированная, по прозвищу Муза.
I место

Джеки с утра пребывал в плохом расположении духа. Работа в МАТРе (Межкультурной Ассоциации Творческих Ресурсов) начинала его тяготить. Последнее время молодой композитор испытывал состояние творческого упадка, и это сказывалось на результатах его работы. Работы, которой его продолжали загружать на всю катушки, но которая все меньше и меньше доставляла ему удовольствие. Его саундтреки, ранее получавшиеся довольно неплохо, теперь вызывали серьезные нарекания от заказчиков. Джеки начинал повторяться, а это было неприемлемо. Его непосредственный шеф в МАТРе – Курт Борлоу – буквально зверел при виде Джеки и все чаще намекал на целесообразность длительного творческого отпуска (причем за его, Джеки, счет).

Сегодня, едва появившись в ассоциации, Джеки был тут же "обрадован" секретаршей Кэт, что шеф ждет его все утро для какого-то серьезного разговора.
– Не пойду, пока не попью кофе, – мотнул головой композитор. – Может, приготовите мне? У Вас хорошо получается.
– Джеки, с радостью! Для Вас – любой каприз. Могу это делать даже у Вас дома каждый день, – Кэт, в отличие от Джеки, была в хорошем настроении и потому коКэтничала с ним напропалую. – Только скажите, что я Вам нужна. Ну, хотя бы для этого.
– Я рассмотрю Ваше предложение, Кэт, – хмуро ответил тот, – но только после визита к шефу.
– Ну-у! Тогда ничего не выйдет. После визита к шефу наши люди обычно забывают обо всем, кроме гонораров, – пожала плечами Кэт и, поколдовав над чайником, чашкой и баночкой с кофе, поставила перед Джеки выпрошенный им напиток.
– Может, все-таки подумаете сейчас? – не унималась симпатичная секретарша.
– Уговорили. Согласен. Но, если после визита к нему, – Джеки ткнул пальцем в дверь, – я забуду о своем решении – Вы уж не обижайтесь на меня.
Джеки допил кофе и, улыбнувшись Кэт, направился в кабинет шефа.

Курт Барлоу, невысокого роста и плотного телосложения джентльмен с большой круглой, начинающей лысеть головой, посмотрел поверх очков на вошедшего работника.
– А, Джеки! Наконец-то. Как продвигается работа по нашему заказу? – Барлоу указал рукой на кресло. – Садитесь.
Джеки упал в крутящееся кожаное кресло и, задрав голову вверх, стал разглядывать светильники на потолке.
– Работа? Движется. Только, боюсь, Вам опять не понравиться.
– Не понравится? – Барлоу снял очки и серьезно посмотрел на композитора. – Послушайте, Вы стали окончательно портиться, и это мне не нравится. Я возлагал на Вас большие надежды, когда принимал в ассоциацию, теперь же сильно разочарован. Скажите, что Вам мешает нынче создавать такие же прекрасные вещи, как в самом начале нашей с Вами совместной деятельности?

Джеки опустил взгляд с потолка на шефа:
– Что мешает? А что, по-Вашему, помешало Чайковскому написать либретто к четырем, пяти, шести и более балетам, а не только к трем?
Барлоу откинулся на спинку кресла, и его взгляд принял несколько глуповатое, но вместе с тем рассерженное выражение.
– Чайковский? При чем здесь Чайковский? – уточнил он. – Не валяйте дурака, Джеки! У нас здесь не "Могучая Кучка", и сейчас не девятнадцатый век. У нас, здесь и сейчас, МАТР. Знаете, что такое МАТР? Я Вам объясню. МАТР – это конвейер. Конвейер, где все продумано, все поставлено на фундамент высоких творческих технологий. Здесь не отдельные выскочки спонтанно творят искусство по воле непредсказуемого вдохновения. Здесь искусство творят технологии.

Джеки опят задрал голову к потолку:
– Ну, тогда какие у Вас претензии ко мне? Предъявляйте их к вашим технологиям.
Барлоу нервно стукнул кулаками по подлокотникам, встал и заходил по кабинету.
– Вы начинаете меня нервировать, Джеки! Я уже почти готов разорвать с Вами контракт. Единственное, что меня сдерживает – это то, что я по-прежнему вижу в Вас большие нереализованные творческие резервы. Выгнав Вас, мне не с кем будет работать. – Барлоу подскочил к Джеки и, нависнув над ним, продолжил. – Я хочу с Вами работать, но, вот Вы, похоже, не хотите. Давайте определимся.
– Я хочу с Вами работать, – Джеки спокойно посмотрел шефу в глаза. – Но мне надоели эти бесконечные суандтреки к играм и фильмам. У меня иссякла фантазия. Вы это понимаете?

– Нет. Этого я не понимаю. В наш век фантазия не есть ценность. И мне нужны не Ваши фантазии, а Ваше умение работать! День и ночь, не давая своему мозгу ни минуты необоснованного отдыха. Именно таким Вы были в самом начале, а теперь... теперь Вы просто размякли. Так?
– Допустим, что тогда?
– Ну, вот это уже совсем другой разговор! – Барлоу быстренько вернулся в свое кресло. – Что тогда? Тогда мы сделаем вот что... – он нажал кнопку коммуникатора. – Кэт! Мне нужна Муза HDP-15! Найдите Генри, и пусть он срочно доставит ее сюда.
– А, может, я сгожусь, патрон? – послышался голос чуть обиженный секретарши. – Если речь идет о Джеки, то я согласна!
– Нет, Кэт, Вы не сгодитесь. Поторопитесь, пожалуйста.
– Ну, вот так всегда...

***

Джеки снилось, как он ловит тунца в открытом море на корме белоснежной яхты. В глаза слепит солнце, море искрится в его лучах. Вокруг ничего, только край далекого горизонта, приятный морской ветер, нежное прикосновение чьих-то пальцев. Ему хорошо. Только... сильно болит голова. Черт!
Джеки проснулся. Потолок спальни. Окно. Утро. Через проем в занавеске слепит в глаза солнце. Все как обычно.
Все?! Нет. Во-первых, чертовски болит голова. А во-вторых...

"Кто это?!" Рядом на кровати миловидная особа с подносом. Женщина! На подносе кофе, булочки, джем, стакан с водой, таблетка.
– Доброе утро. Вы долго спите. А у нас с Вами сегодня еще очень много работы.
"Что?!" – Джеки встрепенулся, моментально прогнал остатки сна и попытался, сконцентрировавшись, припомнить события вчерашнего дня сквозь мучительную головную боль. И ему это удалось. Он вспомнил визит к патрону, их разговор, а потом... О, ужас!..
"Кибернетическая машина HDP-15 модернизированная. Предназначена для вскрытия внутренних резервов творческой личности и активации мозговой фантазийной деятельности..." – вспомнил описание композитор.

В голове разом всплыла картина того громогласного скандала, который он учинил шефу в его кабинете, когда понял, что к чему. В особенности, когда увидел эту... куклу, которую привез на тележке Генри. Уговоры, аргументы, безобразная ругань, разбитая пепельница и, наконец, откровенная истерика. С его стороны. И угроза разорвать контракт со стороны Барлоу.
Все закончилось условным примирением на почве взаимной заинтересованности (исключительно прагматической) и обещанием Джеки потерпеть и попробовать. Барлоу похлопал его по плечу и сказал:
– Не переживайте, Джеки! Обещаю, если Вам будет с ней совсем плохо, мы ее тут же заберем. Представьте себе, что это все лишь эксперимент.

"Так, хорошо, а что было потом, вечером? Вечером все было очень банально. Ужин дома в одиночестве. Ах, нет! Уже не в одиночестве – в углу кукла заряжалась от розетки. Начальная зарядка – шесть часов. Бутылка бренди, не одна – две. Разогретая лазанья. Немного музицирования перед сном в расстроенных чувствах и на пьяную голову. Потом душ и постель.
Стоп! Когда я укладывался спать, ОНА еще заряжалась. Шесть часов истекли где-то в районе трех ночи. Сейчас семь. Она сидит передо мной, как живая (именно, как!), предлагает кофе и ругает, что долго сплю! Не прозевал ли я что-то интересное с момента окончания зарядки?"

Джеки пытался быть деликатным, но внутри злость всколыхнулась вновь. Он отклонил поднос с угощениями и попытался встать.
– Благодарю Вас, но я не пью кофе... по утрам, – соврал композитор, ведь именно по утрам он его и пил.
Женщина с ненаигранной обидой отстранилась в сторону и чуть не опрокинула поднос. На ее глазах заблестели слезы.
"Вот, это да! Плачет!" – удивился Джеки. – "А-а-а, она же модернизированная... Интересно, как далеко распространилась модернизация?"

Он терпеть не мог, когда плачут. Даже куклы. Джеки перехватил у HDP-15 поднос, положил его на постель и взял чашку с кофе.
– Хорошо, я выпью, раз Вы старались. Кстати, я забыл: как Вас зовут?
– Муза, – она незаметным движением смахнула слезу. – Вы пока пейте, а я пойду – подготовлю аппаратуру и программы для работы.
Джеки чуть не поперхнулся.
– Что Вы подготовите?!
– Сегодня нам предстоит написать увертюру к Вашему проекту. Я так понимаю, что на данный момент у нас ничего путного еще не сочинилось, – Муза встала и вышла из спальни, Джеки в легком ступоре механически жевал булку, ошарашено провожая ее взглядом.

Когда он вошел в свой кабинет, там уже все было прибрано, подготовлено к работе и ждало только его. Синтезатор был перенесен из темного угла комнаты к окну и включен. Муза сидела рядом в кресле и колдовала с портативным компьютером.
– Я проанализировала Ваши файлы по проекту. Вы меня простите, но это все лишь вариации Ваших предыдущих музыкальных тем. Это никуда не годится, – деловито заявила она.
– Что Вы говорите! – Джеки, как подкошенный, повалился на диван. – А Вы можете что-то предложить иное?
– Я – нет. Я – киборг. А киборги не обладают художественно-эвристическими возможностями. Я могу лишь проанализировать и вынести вердикт по тому, что есть.
– И это все? – нервно усмехнулся Джеки. – Не много. Я и без Вас знаю, что все это лишь вариации старых тем.

– Еще, я могу попробовать подвигнуть Вас к творческому процессу. То, что называется "вдохновить".
– Да? И как же Вы собираетесь это делать? – насторожился ее подопечный.
– Как? – Муза, казалось, задумалась о чем-то.
Джеки представил себе, как сейчас мириады триггеров в мозгу этого создания, переключаясь с невообразимой скоростью, пытаются отработать некий хитрый алгоритм и выдать ошеломительно-мудрый ответ, не известный пока ему самому.
– Я бы хотела предложить Вам... – начала, было, Муза, но снова запнулась.
"Ага! Алгоритм не сработал! Решения пока нет!" – ехидно отметил про себя композитор. Но игра стала его увлекать. Черт возьми! Он уже переставал видеть перед собой куклу, но видел женщину. Непознанную им!

– Что? Что Вы хотели мне предложить? – Джеки был явно заинтригован.
Женщина-кукла смущенно отвела взгляд.
"О! Она еще и коКэтничает!" – вскинул брови композитор.
– Нет, ничего... – еще минута томительного для него молчания и, наконец, решительная просьба. – Я бы хотела попросить Вас сыграть мне что-нибудь. На Ваш вкус.
– Сыграть? Хорошо. Я не могу Вам отказать, – Джеки встал и подошел к синтезатору.
Но Муза его остановила:
– Нет. Если можно... на "живом" инструменте.
– На живом? Фортепиано Вас устроит?
– Да. Я бы очень хотела послушать натуральный звук струн.

***

Внизу в большой комнате горел камин, потрескивали дрова, и пламя бросало танцующие блики на плитку пола. За окном падал снег. Муза, устроившись на диване, поджав ноги и закутавшись в плед, терпеливо, но с явным интересом, ждала. Теперь она уже совершенно не напоминала куклу-киборга. На диване перед Джеки сидела прекрасная, таинственная, а, главное, живая и ранимая женщина.
Джеки в нерешительности водил рукой над клавишами, не зная, что и как играть. Он смущенно поглядывал на Музу и при этом начинал злиться на самого себя.
"Черт знает что! Мне кажется, что она ждет от меня чего-то такого, чем я бы мог ее удивить. Но ведь она уже успела изучить все мои файловые записи! И если я просто сыграю ей что-нибудь из старого, причем так же как я это делал ранее, она останется недовольной. А ведь... и это полный абсурд... но мне почему-то очень хочется ее чем-то удивить! Мне очень хочется доставить ей удовольствие! Почему? И возможно ли это?! Доставить удовольствие киборгу?!"

Джеки почувствовал смятение. Злость на самого себя усилилась. Он нервно потер лицо руками и начал играть, сам не понимая, что. Просто так, пустив пальцы в свободный танец по клавишам, ничего им не запрещая и ничего им не навязывая. Ломая привычные аккорды, по ходу дела придумывая и создавая новые. Забыв про все заученные каноны музыкальной гармонии.
Его пальцы бегали по клавишам, извлекая из струн удивляющую его самого мелодию, и каждая новая музыкальная фраза переворачивала что-то в его душе. Он старался не повторяться, ибо знал: тот, кто его слушает, не пропустит и не простит ему этого. С другой стороны, в новорожденной музыке он стремился сохранять мотивы прежних, дорогих ему работ. Дорогих теперь не только ему – он был в этом абсолютно уверен.

"Что я играю? Какой-то абсурд!" – проносилось в его голове. – "А, может, нет? По-моему, ей нравится. Определенно нравится!.. Сейчас сыграем проигрыш... Теперь на октаву выше... Немного аллегро... теперь анданте... Ты смотри, интересная композиция получается!"
Джеки перестал играть. Капельки пота выступили у него на лбу. Переведя дыхание, волнуясь, как мальчишка, он вопросительно посмотрел на Музу. Женщина молчала. В ее неподдельном растроганном взгляде сквозило искреннее упоение. Наконец, ее губы шевельнулись, и она тихо произнесла:
– Сыграй еще что-нибудь.
"Еще?! О, нет! Сжалься Барлоу! Это и есть твои технологии?!"

***

Джеки попытался пройти в кабинет шефа мимо занятой чем-то Кэт, не зацепившись за ее язычок, но ему это не удалось.
– Джеки! Как Ваши дела? Что-то Вас не видно последнее время. Муза замучила? – Кэт откинулась на спинку и ехидно стрельнула глазками. – Как работа?
Джеки, явно не желая продолжать разговор, склонился над секретаршей, галантно поцеловал ей руку и, игриво улыбнувшись, процедил:
– Лучше не бывает! Я счастлив! А работа... вся до последней нотки уже у шефа в компьютере! – и помахав Кэт рукой, он скрылся за дверями кабинета Барлоу.

– О, Джеки! Заходите. Рад Вас видеть! Действительно рад! Вы превзошли самого себя! То, что Вы сотворил – это бомба! – Барлоу, аж, привстал с кресла, чтобы поприветствовать вошедшего подчиненного и, дождавшись, когда тот сядет, связался с Кэт, чтобы попросить ее принести кофе.
– Нет-нет! Только не кофе! Лучше вообще ничего, – совершенно неожиданно запротестовал Джеки.
– Да? Ну, хорошо, – патрон вернулся в свое кресло и внимательно посмотрел на композитора. – Что-то Вы плохо выглядите. Мешки под глазами, похудели, вид измученный...
Джеки нарисовал у себя на лице улыбку и мягко, но с издевкой, парировал:
– Я себя прекрасно чув-ству-ю!

– Ну, тогда к делу. Работа выполнена на отлично, Джеки. Вопрос с гонораром уже решен, Вы его незамедлительно получите. Весь. Но это не самое приятное для Вас, да, и для всех нас. Ваша работа произвела фурор у заказчиков. Они хотят подписать долговременный контракт. Вы, я думаю, согласны?
Джеки наклонился к Борлоу и, не стирая той же идиотской улыбки с лица, ответил:
– Согласен. Но все вопросы мы будем с Вами решать только после моего отпуска. Я устал. У меня через три часа самолет. Меня ждет теплое море, экзотические фрукты и много-много приятной музыки, – от последних слов Джеки скривился.
– Да-да. Конечно-конечно. Летите, отдыхайте. Вот только... как там наша Муза? Вы ее вернули Генри?

– Муза? – Джеки изобразил удивление. – А разве она еще не вернулась в МАТР?
– М-м-м... насколько я знаю, еще нет. А где Вы ее оставили?
– Я ее не оставлял. Я инициировал ей программу возврата, как меня научил Генри, посадил ее в такси и собственноручно закрыл за ней дверцу.
– Когда это было? – озабоченно спросил Барлоу.
Но Джеки, видимо, не собирался отвечать на этот вопрос. Он откинулся в кресле и снова стал безучастно изучать светильники на потолке кабинета.
– Ну, ладно-ладно, махнул рукой шеф, – разберемся. Вы летите, отдыхайте. Все проблемы будем решать после.
Джеки встал и направился к выходу. Барлоу проводил его подозрительным взглядом.

***

Лайнер набирал высоту. Солнце разливалось ярким сиянием на плоскостях его крыльев. Белый океан облаков увлекал в даль. На плече Джеки мирно спала Муза – HDP-15 модернизированная.
Он даже и не собирался возвращать ее в МАТР. Он не позволит кому ни попадя включать и выключать ее по требованию! И сажая себе на колени, как куклу, сочинять свои дрянные песенки! Это теперь его Муза! И отпустить он ее от себя, только если она сама того захочет!
Вот, только, умеет ли ОНА хотеть?

© Dalahan. Feb 13 2009

Рецензии к "HDP-15 модернизированная, по прозвищу Муза"

Лотадан : Занимательная история, придумано неплохо. Хотя, от киборга ожидал большего.
Nadya : Понравилось. Очень красивая концовка. А вот юмора малова-то.
Strannik : Интересная и слегка романтическая история. Интересная реализация музы в виде киборга. Можно развить идею. Но вот юмора снова таки маловато.
Dalahan : Да, интересно. Но автру явно не хватило красноречия, чтобы шире развить сюжет. Автр слишком увлекся описанием отдельных эпизодов. А сюжет в целом получился скомканым, форсированым.
Тень : Несмотря! На отсутствие юмора! Полное. Это единственный недостаток. Это самодостойное, отработанное, обработанное произведение. Хотя, возможно. у автора такое бойкое перо Единственное оправдавшее надежды полностью (мои). Но, повторюсь, не оправдавшее условий.
Amanita : Мнение судьи :
Я – совершенное творенье,
Я – чудо кремневых страстей!
Чарую взглядом во мгновенье,
Не отключаюсь сотни дней.
Меня создали с наносхемой
Средь длинных шелковых волос.
Одной лишь мучаюсь дилеммой:
Хотеть иль нет ?! Вот в чем вопрос!

Музы-паззл.
II место

Достаточно охудожествленная инсталяция одной отдельно взятой жизни.

Ремарка.
Вдохновение не приходит украдкой, не крадется в ночи, не падает, как топор. Оно надвигается, как волна, накатывая и накрывая с головой. Не имеет значение, был ли ты готов плавать – ты плывешь. Либо, используя доставшую тебя силу, ты летишь на гребне, либо, подчиняясь ее мощи, тебя волочет как щепку. Вне зависимости от вашего рода деятельности и наклонностей Вы неоднократно были в этом неудобном положении, в положении – щепки вдохновения...

Снег таял стремительно, превращаясь в воду буквально на глазах. Деревья швырялись с веток мокрыми комьями по плечам и шапкам. Шлеп-шлеп. Как-кап. Я давно не катал снег в шары, тем более в такие большие. Говорят, что, несмотря на размер, из окон квартир их не видно. Белое на белом – сливается. Поэтому взгляду предстает смешная картина: человек приседает на корточки, расставляет руки, покачивается, потом опускает руки вниз и пытается приподняться. Иногда это не получается. Временами человек падает на колени или зависает в воздухе в полускрюченном состоянии. Все это в некоей целенаправленной борьбе.

Что складывается в результате? Три шарика помещенных один на другой, пара длинных веточек, торчащих из второго, ледянка на третьем и несколько вдавленных мелких веточек. Получается снеговик в кепке. Сколько в нем от вдохновения, а сколько от техники? Не знаю. Но если бы тебя не было – снеговика бы не было тоже. Сколько ему отпущено – час, два, больше? Не важно. Важно, что он есть. Важно, что он был, и ты будешь его помнить. Ты – моя дочь! Вдохновительница, Муза, Богиня снеговиков.

На полях.
Музы. Кто только не примеривал это платье. Герцогини и простолюдинки, королевы и рабыни. Какие творения получались, если встречались мастер и муза, достойные друг друга. Какие творения не получались в обратном случае. Музы – мучительные узы для не оправдавших доверие. Музы-ка сфер для оправдавших...

Первое мое цельное воспоминание относится, ориентировочно, к третьему с половиной году. Папа провожает в коридоре какого-то дядю, а я, пользуясь отсутствием контроля или просто потеряв его, увлеченно вывожу на обоях закорючку. Это воспоминание, как пятнышко на пустом белесом листе сказочного времени детства. Сказочного, а потому недоступного. Следующее, относится уже к шестилетнему возрасту и походам в музыкальную школу. Этот лист уже весь в цветных островках. Учитель сольфеджио, концерты в детских садах, первый оставшийся на всю жизнь шрам, полученный на дороге от музшколы к дому. Далее будет все менее цветасто, но все еще живо.

Последние страницы – уже систематизированные механические записи, убористым почерком. Ушло что-то, что-то важное из воспоминаний. Не из жизни, потому что времена студенчества, я еще помню, были достаточно яркими. А воспоминания остались строгие: да так и было. Но не так. И только обращаясь туда, на самые первые страницы, понимаешь разницу. Мы ходим по улицам и светимся детством изнутри постоянно. Остальное – только временно. Когда я вспоминаю что-нибудь из детства, становится не по себе, и хочется изменить... нет, не жизнь, но хоть что-то! И я беру в руки авторучку. Она абсолютно беспощадна, Мнема – моя Муза Памяти.

На полях.
Исследователи пишут, что история муз спускается к подземному миру, а не поднимается в небеса, как могло бы казаться. Но потомство муз служит им напоминанием о корнях. Все мы, начиная снизу и стремясь вверх, к свету, стараемся сделать вид, что внизу ничего не было. И так приятно вдохновенно покрутить пальцем в ладошке. А потом в очередной раз срезать когти и прокалывать курс крыльеукрепителя...

Да, было время: "Ты не отличал еще тогда От разрывов – горные обвалы". Время было, и в нем жила песня. Молоко не обсохло. Зелень еще вилась, но мурашки исправно бегали, когда "над тобою, как над близким, наклонялись горные хребты". Что главное в песне? Музыка или слова? Вечный спор в юности. Я не понимал, песню-музыку, а воспринимал только пеFсню слово. Музыку я был готов слушать отдельно. Но слушал только Его.

После смерти Высоцкого ходило множество историй, потом писали книги, но нигде не поминалась его связь с Аойдой. Их взаимоотношения остались не раскрытыми. Хотя совершенно ясно, что "первобытная", пробирающая смесь голоса, стиха и гитары не могла обойтись без первобытной Музы Песни. И не обошлась.
Память, опыт и песня – три первоназванные музы. И для пришествия каждой из них нужно иметь опыт, память и не растерять душу.

Из словарика: ложь – фантазия. Вдохновенная ложь – полет фантазии.

Отражение.
Что тебе нужно? Ты так и не рассказал, а ведь я много раз спрашивал. Давай еще раз. Чего бы ты хотел от жизни? Нет, погоди, не частИ. Спокойно, не суетись. Подумай. Определись один раз. Чего ты хочешь в перспективе? Денег? Власти? Любви? Счастья? Покоя? Приключений? Знаний? Что влечет тебя наиболее сильно? На что ты хочешь, чтобы ушла твоя жизнь? Устроим справедливый размен. Ты говоришь – я делаю. Я могу все. Верь. Могу все, что захочешь ты.
И мучительно выдавливаемый ответ: "Я не знаю". А изнутри кто-то шепчет, что виновата Муза Непостоянства.

Отрочество проходило под знаком астрономии. Вкопанная на даче труба для привинчивания телескопа, странные вытянутые образования в кратерах луны, искусственные спутники и, наконец, попытки расшифровать радиошумы. Это непонятное "пиканье" раздражало. Пришлось кооперироваться с соседом, у которого был "кассетник". Записи, перезаписи, замедление и ускорение, обратный ход.
Теперь, я думаю, что Урания посмеялась надо мной. И отвернулась. К шестнадцати годам страсть к звездам улетучилась, проявляясь только легким недомоганием в виде любви к фантастике. Урания, не передумаешь?

Эпитафия от музы.
Его не посещало вдохновение. Все от начала времен всегда подчинялось расчетам. Математика жизни отличалась от алгебры, потому что в ней присутствовала и химия, и физика – да много чего присутствовало. Присутствовало, но поддавалось прогнозу. Вход, обработка, выход, пограничные условия, предельные значения, смена состояния.
Вдохновение – магия, проясняющая мозг, засоренный чувствами. Чувство, поднимающее "гомо сапиенса" над остальными чувствами, чтобы человек мог сосредоточиться на цели. Он отказался от вдохновения за ненадобностью. Безэмоциональность, холодность мышления, пересчет вариантов – истинный путь разумного. Он отказался от чувств. Они от него – нет!
Они – победили! Он творил. И он – жив.

Если выбирать предметы, которые пользовались у меня популярностью в средней школе, то, несомненно, выделится История. Из-за нее в восьмом классе встал нелегкий выбор: идти в математический класс или в гуманитарный. И выбор был сделан. Но как бы то ни было, это тот предмет, где оценку я получал "автоматом", если такое было предусмотрено. Что в школе, что в институте. Сначала за сценарии к театрализованным сценам. Потом за развернутые доклады с тщательно "нарываемым" изюмом.

Прошла ли эта тяга? Кажется, еще не все потеряно. Клио, проиграв борьбу, продолжает одним глазом отслеживать мою судьбу, а вот Каллиопа, удовлетворившись победой, похоже, окончательно потеряла меня на четвертом курсе во время преферанса. А как она меня дрессировала – вспоминать страшно! Чего только стоят пятнадцать тетрадок со всеми задачами из "не тонкого" Демидовича! И заметьте – с решенными задачами и решенными летом.

"Ты помнишь, как все начиналось...", а потом начались пьянки-гулянки. В смысле одного преферанса хватило, чтобы перестать хватать звезды и доучиться по накатанной. Последним траурным маршем была резолюция после диплома: "рекомендуется к поступлению в аспирантуру". Спасибо – дураков нет. Мы расстались друзьями, зато навсегда.

На полях
Когда мы замыкаемся по углам или начинаем ходить одними проторенными тропами, когда бытовая серость закрашивает мир, а на весах цинизма жизнь перестает сходить с отметки "ноль", когда мы в тайне чего-то ждем, скрывая ото всех – ты появляешься, готовая милосердно спустить курок. Ты не обещаешь, что страдания кончатся, ты обещаешь новую жизнь, полную страданий. Мы можем пробовать сопротивляться, отбиваться, пытаться увернуться и даже уничтожить тебя. Мы многое можем, пока не щелкнет курок вдохновения...

Мне было десять, когда в каком-то фильме я услышал стихотворение, которое меня впечатлило. Оно начиналось со строчек: "между прошлым и будущим шла волна". Я никак не мог внутренне успокоиться и в результате остальное дописал сам. Дописал и сообразил, что можно что-нибудь и целиком написать. Не сложно. Так родился "Пушкин":
"Пушкин наш поэт – он гений.
Не подвластен никому.
Речью пламенной своею
Зажигал сердца людей он".

Какая мама не похвалит своего сына? И меня похвалили. В тайне я месяц маялся ещ с двумя Творениями, а, закончив, снова принес, чтобы оценили. Мама, на мой взгляд, отнеслась более прохладно, чем в первый. И тогда я сформулировал вопрос точнее: "Ты говоришь – хорошо. Так же хорошо, как и Пушкин?". Я не забуду эти глаза и разыгравшуюся пантомиму. Через минуту мама отреагировала: "Ну, ты даешь! Откуда это берется – сравнивать себя с Пушкиным?!".

А ведь у меня и мысли такой не было. Однако в итоге закрепилось следующее: первое стихотворение – самое лучшее, с ним ничего из последующего сравнить невозможно. Эврет посмеивалась, отворачиваясь, а я гордился. Я и сейчас горжусь, что в таком возрасте написал лучшее!

На полях.
Что может быть лучше, чем защита смехом? Что сильнее удара смеха? Что скроет твои истинные намерения лучше, чем смех? Лицемерие, Игра, Смех – Комедия...

Шут отгородился смехом ото всех. Шестнадцать лет. Подростковый цирк или призвание? Протест или элемент выживания? Скрытность или "легкий" взгляд на вещи? Это все из дня сегодняшнего. А тогда Талия правила бал. И правила его десять долгих лет. И сейчас мне иногда кажется – сниму серьезную маску, а там ржет конь. И просыпаюсь в поту оттого, что забыл ее надеть. Очень смешно. И очевидно, что Талия ошиблась. Во всяком случае, остается уповать только на чужие ошибки. Свои я сделал.

На полях.
Стерто.

Вы помните Айсидору Дункан? В смысле, знаете? Не лично, нет. Знаете про нее? Конечно, знаете. А я познакомился с ней совершенно случайно. И ведать не ведал. Закрываешь, видите ли, глаза и отпускаешь свое тело. Не в полет, прошу заметить. А просто – отпускаешь! Пусть ходит, прыгает, садится, ложится. Пусть. Когда есть музыка – движения упорядочиваются. Сами. И эти вроде бы хаотичные движения полупомешанного становятся экзотическим танцем. Хотя насколько экзотическим? Ровно настолько, насколько готово твое тело. Настолько, насколько ты готов отпустить контроль.

Контроль. Все под контролем. Как часто я это пропагандировал. Как тяжело мне было от этого отказаться. Получилось. Вы спросите, а при чем тут музы? Ну, как же?! Ведь Айсидору считали воплощением Терпсихоры. И на занятиях я нашел свою любовь. Теперь все древние музы без надобности. Когда есть своя, остальные служат на подхвате. Чур, не проводить параллелей с золотой рыбкой! Не на посылках, а на подхвате! И это не волшебство искажения терминов – это волшебство любви.

Из стертого с полей.
Муза. Как ею стать? Живым побуждением к творчеству. Самим своим существованием, теребя чужое пространство мыслечувств. Как ею остаться? Бездеятельностью, порождающей деятельность, направленную к выбранной мирозданием цели. Стоит ли овчинка выделки? Как стать? Как остаться? Не мучайтесь – нужно просто быть!

Полигимния и Мельпомена пока обходят меня стороной. Стоп! Не совсем так, если речь заходит об Эрато, я вспоминаю о части пантомимы Полигимнии – о молчании. А трагедии – есть признак зрелости, и они не уйдут.
Многие считают, что в нашей реальной жизни нет места подвигу, в смысле Музе. Я думаю так же. В нашей жизни для них места нет. У них своя жизнь. Но если постараться, то можно соединить две в одну. Однако тогда жизнь будет уже не Ваша, а – ваша. Это не вопрос терминов – это вопрос принадлежности. На дворе "рынок" все-таки.

© Тень Цитадели. Feb 18 2009

Рецензии к "Музам-паззл"

Лотадан : Совершенно отдельная история. На мой взгляд выпад выбивается из общего ряда, это шедевр, но .... юмора НЕТ, потому и не десятка.
Dalahan : Прошу меня простить. Опять я диссонирую с общественным мнением. Всем выше эта работа очень нравится. А мне не очень. Нет, ну, не так, чтобы совсем. Работа сильная, глубокая. Умная. Но... прошу простить ... нудноватая.
Nadya : Ещё одна очень интересная работа. Поучительно, интересно, познавательно. А юмор...
Тень : Юмора здесь конечно больше, чем в третьей работе, но меньше чем в первой, т.е. практически нет. Плюс нудновато. В точку Господин Критик! НЕ хватило как раз легкости, все достаточно тяжеловесно... Но есть попытка "углУбить".
Нэнси : Глубоко, но...
Smoky : Прошу прощения у автора, но я мы тут честно. Вы старались, я видела. Но все же вам не хватает до муЗственности порыва, полета, взлета, чего-то волшебно-привлекательного.
Amanita : Мнение судьи :
О, это чудное мгновенье –
Я рассыпаюсь на куски!
Куда девалось вдохновенье?
Его никак мне не найти.
Я паззлом озорным нарежу
Мой образ чистый, заводной.
Кто соберет меня – тот сможет
Терзать бумагу день-деньской.

Муза.

Когда в душе опустошенье,
И тяжела проблем обуза,
Неслышным легким дуновеньем
Меня наполнит силой МУЗА.

Муза. Да, пожалуй, она моя муза.
Если бы не она... не знаю, делал бы я сейчас то, что делаю. И так, как я это делаю. Может, давно бы уже уехал куда-нибудь подальше от больших шумных городов и зачах бы там на веки. Ведь сколько раз об этом помышлял, сколько раз срывался. Только она успокаивала меня, усмиряла боль обид, наполняла меня силами, чтобы продолжать начатое, и вдохновляла на новые начинания. Кто же она после этого?
Она МУЗА.

***

– Алло, Вита?!
– Да! Здравствуй, Андрей!
– Вита, я уезжаю на съемки. Не смогу заехать попрощаться. Через два часа самолет.
– Что, уже?! Ты сумел все пробить? Все организовал?
– Да! Все. Люди собраны, деньги есть, с продюсером все согласовано, контракты подписаны, графики утверждены, аппаратура уже в пути.
– Я рада за тебя, Андрей! Ты себе не представляешь как!.. И за себя тоже рада! Ведь я очень хочу, чтобы ты снял этот фильм... Это будет замечательный фильм! Я уверена в этом. Я верю в тебя!.. Жаль только... что не заедешь попрощаться: – ее голос погрустнел. – Вы надолго улетаете?
– Как получится... Сейчас планируем на месяц. Постараемся отснять начальные эпизоды, а там дальше – будем посмотреть. Может, появлюсь на недельку и опять улечу. А, может, и не улечу... если работа с самого начала провалится.
– Ты так не шути! Слышишь! Ничего у вас не провалится. Это Я тебе говорю!
– Ну-у-у, раз ты так говоришь, тогда все точно будет хорошо? – смеюсь в ответ.
– Вот, именно! И никак по-другому... Андрей, желаю тебе удачи! Удачи, удачи и еще раз удачи! Целую тебя!.. Я буду с тобой! Буду во всем тебе помогать! Ты будешь там, а я буду помогать тебе отсюда!
– Хорошо! Целую! Буду звонить!

***

Перелеты, переезды, гостиничные номера, обеды "на коленях". Оборудование, люди, оформление документов. Бесконечные согласования всего, что только можно и чего нельзя, неизменно сопровождаемые какими-нибудь скандалами. Съемки днем и ночью, а потом сутками монтаж. На такую ерунду, как головная боль или насморк никто уже даже не обращает внимание. Сроки поджимают, денег мало, погода все время вставляет палки в колеса.
Человеческий фактор. Ну, вот, вроде бы все продумано, организовано, спланировано – только бери и снимай! Ан, нет! У одного – душевный кризис, у другой – истерика, а у кого-то нужное настроение на сегодняшний день не состоялось. И хуже всего – когда у меня у самого.

***

– Вита! Здравствуй!
– Андрюшка! Привет! Как дела?!
– Так себе. С горем пополам.
– Ну... ты это брось!
– Да, нет, в целом все нормально, работа движется.
– Я рада! Над чем сейчас работаете?
– Над Алинкой с Артуром. Над их линией.
– Ну, и как?
– Ммм... тебе сказать мягко?
– Скажи, как есть.
– Все, что с великими трудностями снимали последнюю неделю, я забраковал. Сам забраковал. Надо будет все переделывать.
– Почему?

– Не знаю, Вит. Со мной что-то случилось. Потерял я что-то, сам не знаю что. Снимаем, снимаем, потом просматриваешь – бред! Ну, никуда не годится!.. Может, другой бы на моем месте снял бы и успокоился. Как есть – так есть. А я не могу... Вит, мне начинает казаться, что я вообще зря взялся за этот фильм. Только загублю сценарий.
– Стоп! Кончай заниматься самовивисекцией. Скажи, что не выходит? Алинка плохо играет? – я слышу беспокойство в ее голосе.
– К Алинке претензий нет. На пробах она была именно такой, какой я представлял себе ее героиню. И теперь она делает все, о чем я ее прошу. Но на отснятом материале она выходит совсем другой! Понимаешь? Не простой трогательной девушкой, влюбленной в Артура, как я того хочу, а какой-то прожженной опытом хитрой бестией, пытающейся кинуть нашего Артурчика на бабки. Ужасное зрелище! – я поморщился и пожал плечами, как будто Вита могла это видеть.

Но я знал, что она меня видит. Видит так, как умеет только она – словно сидит на соседнем кресле. Я еще раз пожал плечами, вспоминая Алину на пленке, и продолжил:
– Не могу на это смотреть... Но страшно то, что я не знаю, как исправить ситуацию. Что не так в Алинке? Что нужно сделать, чтобы ее героиня стала такой, какой она должна быть? Не понимаю... – я поводил пальцем по стеклянной столешнице, оставляя на ней замысловатые разводы. – Не понимаю, что говорить Алине, какой образ внушать... В моей голове образ героини рассыпался. И я не могу его собрать.
– Я поняла, Андрей, – слышу деловитый тон на другом конце, что всегда означало – Вита ищет решение. – Погоди... А... ты не хочешь, чтобы Алинка сыграла меня?
– Тебя? – палец замер на столешнице.

– Да, меня... Помнишь, тогда... когда мы ездили в Ригу. Ты водил меня по улочкам старого города, рассказывал что-то... я уже не помню, что... – где-то далеко раздался тихий смех. – А я слушала и... счастливее меня тогда не было, наверное, никого во всем этом городе.
– Помню, Вита. Ты тогда смотрела на меня такими глазами, которые я никогда не забуду, – я улыбнулся, а в моей голове пролетели строчки песни: "эти глаза напротив...".
– Ну, и хорошо! Расскажи Алине об этом. Опиши наши прогулки, повтори ей то, что рассказывал тогда мне – ты должен помнить. В конце концов, нарисуй ей мои глаза, – она снова хихикнула в трубку, – которые ты не можешь забыть. Ты же хорошо рисуешь!
– Ты сумасшедшая, Вита, – смеюсь в ответ.
– Я мудрая! Делай, что говорю!

Говорят, что гениями бывают только творцы. Нет! Гениальность – это, прежде всего, суть тех, кто вдохновляет творца на его деяния. Вита, ты – гений!

***

И снова перелеты, переезды; проблемы, споры, взаимные упреки и уговоры, слезы и обиды. Редкие часы отдыха, прогулки по незнакомым местам, открытие для себя чего-то нового. А потом опять работа, работа, работа. Правка сценария, новые согласования, выбивание денег на продолжение съемок. Актеры, декораторы, стилисты, визажисты, костюмеры, механики, электромеханики... просто "нужные люди". И у всех свои проблемы. И с каждым из них проблемы у тебя.

Продюсер все время торопит, ему не интересно, что я чем-то там не доволен. У меня – художественные образы, у него – сроки и бюджет. И все на нервах.
– Вам не нравится образ главного героя?! Что Вам конкретно в нем не нравится, Андрей Петрович?! Его походка, его костюм, его глаза?! Может, Вы сами не знаете, чего Вы хотите?! Может, Сергей, знает?! И мы его попросим закончить фильм?! Вы уже почти месяц снимаете один единственный эпизод! Сколько Вам еще надо времени и денег на него?! Где гарантия, что Вам, в конце концов, понравится то, что Вы сами же и снимаете?!

"Зря. Зря я взялся за эту работу. Говорил же сам себе, что здесь у меня ничего не получиться", – вздыхаю про себя и тут же продолжаю доказывать свою правоту и необходимость дальнейших попыток сделать этот несчастный эпизод таким, каким его вижу я. И опять все на нервах.
Продюсер, скотина, упрекает меня в перерасходе бюджета фильма. Да он еще не выделил нам и половины оговоренной на весь фильм суммы!
"Если он думает, что я мальчик, то глубоко ошибается", – мысленно стучу кулаком по столу, – "А, может, действительно, бросить все? Сергей доснимает. Он опытный, все знает и сможет завершить. Тем более что осталось не так много", – коварно подкрадываются мысли обреченного. Ругаю себя за пессимизм и снова в бой.

***

– Алло, Вита! Привет!
– Здравствуй, Андрей! Ну, как там у вас?
– Все хорошо. Работа подходит к концу.
– Что, правда?! – она действительно очень рада. – Отлично! Когда планируете возвращаться?
– Ну... остальные – где-то через месяц. Надо отснять еще целый ряд эпизодов.
– Что значит – "остальные"? А ты?
– Я послезавтра прилетаю.
– Не поняла? – в ее голосе слышится удивление и настороженность.

– Все, что еще осталось доделать, доделает Сергей. Мы так решили.
– Опять не поняла! – к настороженности примешивается оттенок беспокойства. – А почему не ты? С тобой все в порядке?
– Да-да, не волнуйся. Со мной все в порядке.
– Тогда объясни!
– Прилечу и объясню, Вит... Не по телефону... Да, ты не волнуйся все нормально.
– Какой, к черту, нормально! Сейчас же выкладывай все на чистоту!
Ну, все... Чувствую – завелась. Если сейчас не объясню, она способна сама сюда прилететь и все выяснить на месте.

– Вит... Ну... Короче, у нас... – набираю побольше воздуха в грудь и выдыхаю, – у меня конфликт с продюсером.
– Чего? Какой конфликт?!
– Ну, вот такой, вот... конфликт. То, се... Слово за слово... В общем, я основной материал отснял, остальное – пусть что хотят, то и снимают дальше. И как хотят! – чувствую, что снова начинаю заводиться в адрес продюсера. – И за какие хотят деньги! А я возвращаюсь. Сергей закончит, он знает: как и что... Справиться не хуже меня. Зато сбережет, наверняка, пару бюджетных копеек. У него это лучше получается, чем у меня.
– Ты, что, пьян?! Или мозгами поехал?! – слышу холодок в трубке, который тут же начинает коварно перетекать на мою спину.
– Вит...

– Никаких Вит! – меня решительно обрывают. – Этот кретин не имеет права тебя отстранять! У тебя контракт и права на фильм, почти такие же, как у него! – по дыханию понимаю, что она уже не сидит, а ходит по комнате.
– Дело не в правах. Я сам не хочу, – робкая попытка оправдаться, как всегда, успеха не имела.
– Чего ты не хочешь? Ты идиот?! – резко, но точно.
– Нет, Вит... Хотя... наверное...
– Ты не просто идиот! Ты бесчестный идиот! – и как ей всегда удается находить такие точные эпитеты?
– Ммм... Вита... Ну, ты хоть в этом-то меня не упрекай, – отвечаю я, понимая, что она права. Права.

– Именно в этом я и собираюсь тебя упрекнуть!.. – саркастическим тоном заверяет она. – Ты все это затеял? Затеял! Ты собрал людей! Команду! Люди тебе поверили, пошли за тобой! Ты столько времени работал с ними! Учил! Учил делать кино! Учил жизни! Ты снял большую часть фильма! Замечательного фильма! Я ни секунды в этом не сомневаюсь, хоть и не видела ни одного рабочего момента!.. – она говорит быстро и решительно, и каждое ее слово стучит по моей голове, словно чугунная сковородка. – Теперь, когда до финиша осталось два шага, ты бросаешь все!.. Ты бросаешь людей и возвращаешься! Только потому, что не поделил что-то с каким-то м... прости, кретином! – она смеется в трубку, но от этого смеха мне становится нехорошо, и я чувствую, как к моим ушам приливает кровь.

– Наверное, ты права, Вит. Но что мне делать? – задаю, наконец, тот самый вопрос, ради которого и звонил. – Меня обложили по полной программе. Не дают закончить фильм так, как я хочу. А по-другому я не собираюсь. И не буду!
– Ты не должен сдаваться! – а вот и ответ. Неужели я сам не мог его найти? И что же дальше? – Андрей! Немедленно сдай билет, возвращайся к людям и заканчивай работу! Сам! Слышишь?! Сам!
– Ммм...
– Ты меня слышишь?! – резкая перемена в голосе, мягкая и теплая.
– Да, Вит... Слышу... Я его уже порвал.
– Кого? – хитро смеется.
– Билет.

***

Последний съемочный день, последний штрих, все делается теперь уже лениво и не спеша. Материал отснят, фильм на выходе, остался последний эпизод. В принципе, можно было бы обойтись и без него. Но, нет! В этом последнем эпизоде самый смак! Ибо он последний. Актеры смакуют каждое слово, каждое движение, я практически не вмешиваюсь – просто смотрю. Как в театре. Я получаю удовольствие!

Все-таки я сделал этот фильм! Хоть и не был уверен в этом до сегодняшнего последнего съемочного дня. Завтра разбираем декорации, собираем реквизит, сворачиваем аппаратуру. Смываем с себя грим, грязь, пот и... что там еще... не знаю. И все!
Все, Вита! Дело сделано. Через три дня я прилечу, увижу тебя и отрапортую. А заодно выслушаю все твои "фи" по поводу и без с превеликим наслаждением!

Ну, а пока, извини, мне еще надо отснять этот последний эпизод. Но, похоже, тут от меня уже мало что зависит. По-моему, все сами знают – кому, что, куда и как. Можно расслабиться, покурить трубку... понаблюдать. И получить удовольствие.
"Нет! Ну, ты посмотри! Вот бы они с самого начала так играли! Может, и я бы тогда совсем был не нужен?"

***

– Петька, привет!
– О, Андрюха! Ты откуда звонишь?
– Из аэропорта.
– Все, прилетел?
– Да, с концами.
– Поздравляю!.. Как фильм?
– Нормально. Может быть... – немного сомнений всегда остается. – Могло быть хуже.
– Ты сейчас куда?
– К Вите. Где она, кстати? Я ей звоню, а у нее мобильник вне зоны. Может, сел...
– Как, где? Там же, где и была. В больнице, наверное.

– В какой, к черту, больнице? – ничего не понимаю, мысли путаются.
– В какой, какой? Она, что, не говорила тебе? – искренней удивление в ответ.
– Она мне ничего не говорила про больницу. С ней что-то случилось?!
– Ага... понятно... Она в своем репертуаре, не хотела тебя волновать...
– Да говори же, черт бы тебя! – не сдерживаюсь я.
– Успокойся, ничего страшного. Воспаление легких подхватила. Уже неделю на Лермонтова в десятой лежит.
– Черт! – выдыхаю, мысленно ругая себя за неизлечимую привычку говорить только о своих проблемах.
– Ни "черт", а правильно сделала, что не говорила. Ты же ненормальный! Узнал бы – сорвался, прискакал, – смеется Петр.
– Конечно, сорвался бы!.. Где, говоришь, лежит? На Лермонтова?.. Спасибо! Все, давай! Увидимся!

***

Стоянка такси. Шофер с термосом пьет кофе. Из соседней машины громыхает Киркоров:
"Я поднимаю свой бокал,
Чтоб выпить за твое здоровье..."
– Лермонтова. Десятая больница.
– Запросто... – кивает таксист, – сейчас, подождите, багажник открою. А что это Вы так: с аэропорта да прямо в больницу? Заболел кто-то из близких?
– Вы догадливы, – быстро кидаю вещи в багажник и прыгаю в машину.

– Что-то серьезное? Простите, что спрашиваю...
И что тебе до моих проблем? Просто скучно, наверное.
– Да пока сам не знаю. Вот прилетел и только сейчас обо всем узнал. Идиотизм! – отворачиваюсь к окну.
– А-а-а, понятно. Значит, женщина, – заключает философ с шашечками на фуражке
– Да-да, женщина... Вы опять угадали, – киваю водителю. Лучше бы мы уже поехали.
– Ну, тогда вперед! Не надо заставлять женщину долго ждать!
Волга взвизгивает колесами, меня вдавливает в сиденье, а из-под переднего колеса выпархивает ошалелый голубок.

Вита, Вита... Похоже, все, что я делаю, нужно ни столько мне, сколько тебе самой. Кем бы я был сейчас, если бы не ты? Я снимаю фильмы для тебя. Потом мне говорят, что их смотрят миллионы. При этом одни меня ругают, другие хвалят. Но мне все это не интересно. Ведь, по большому счету, для меня главное, чтобы понравилось тебе. И ради этого я готов спорить с миллионами.
Как это называется? Одни скажут – любовь. Другие – идиотизм. Не знаю, не знаю. Но определенно могу сказать лишь одно: у каждого творца должна быть своя муза. Некто, кто вдохновляет, кто придает сил, кто излечивает от ран и для кого, в конечном счете, ты создаешь свои творения.

– Остановите, пожалуйста, на минуту. Там, возле базарчика... Я только куплю мандарины и цветы.
– Лучше купите грейпфруты – в них больше витаминов, – советует знаток по многим вопросам.
– Да-да, непременно, – отвечаю я и выскакиваю из машины.
Витамины – это как раз то, что нужно. Самые лучшие витамины. Для моей музы.

© Dalahan. Feb 07 2009

Рецензии к "Музе"

Лотадан : Рассказ скучноват, юмора нет вообще, но меня вроде зацепила концовка, за это балл поднял.
Nadya : Интересно, но немного затянуто. И юмора мне снова не хватает.
Strannik : Cлегка затянуто, хотя написано и неплохо. Юмора нет.
Dalahan : Ох! Такова уж моя судьба – идти в разрез с мнением других. Мне-то как раз эта работа и нравится-то. Мне кажется, в ней-то тема ристалища и раскрывается наиболее полно. Но я, наверное, как всегда ошибаюсь
Тень : Попытка сделать. Но не вышло. Что сказать хочу: от части к части повествования ходишь, как между большими кучами листьев. Т.е каждая, если ее остановиться и рассматривать несет в себе достаточно много интересных деталей. Но пройдя дорогу, остается только, что: "скоро зима". Сюжет не обыгран. Как и описанные психологические моменты. Нет тут
Smoky : А мне эта работа больше всех понравилась!
Amanita : Мнение судьи :
Она была прекрасна,
Строга и беспристрастна!
Чуть-чуть его хвалила,
Но чаще все журила:
Кидала сковородку
Иль хук по подбородку
(А чтоб попасть по "крыше",
Ей надо прыгать выше).

Примула – весенний цветок или Поцелуй феи.
Финал Ристалища N 10

Нахрапистый вороной конь, неистово выбивая землю из-под могучих копыт, нес своего закутанного в черный с фиолетовым подбоем плащ мрачного седока в сторону дремучего неприглядного вида леса.

А там, где пролегал их путь, все бушевало вокруг весенним молодым цветением. Нежный ветерок разносил по округе волнующие ароматы свежих трав и гнилой древесины. Птички весело щебетали в витиеватых переплетениях терновника и, резво уворачиваясь от острых колючек, радостно взирали на нежаркое весеннее солнышко. Охрипшие от песен любви лягушки на небольшом плесневелом болотце упоенно стреляли своим выпученными глазками по сторонам. Очнувшийся после спячки сурок вылез из своей зимней норки и, громко присвистывая по непонятному поводу, наводил свое острое зрение на покосившуюся иву с набухшими почками, охмелевшую от весенней эйфории.

Природа в целом восторженно встречала весну. И только мрачный рыцарь не разделял с ней хорошего настроения, да еще дремучий заколдованный лес, к которому уносил на себе странника его бешеный конь.
Что влекло одинокого пришельца в это гиблое место? Что заставляло его потухший взор сеять искры преисподней, бросая их в красоту просыпающегося Мира?
Ответ знал только ветер. Но он не привык выдавать чужие тайны.

***

У самого края леса, где росла розовая примула, ковром устилая небольшой холмик, конь рыцаря неожиданно замедлил свой бег, увернулся от столкновения с гнилым пнем и, наконец, остановился как вкопанный. Рыцарь от неожиданности едва удержался в седле, но, будучи умелым наездником, быстро выровнялся, унял непонятный приступ кашля и нарочито грозно спросил:
– Что остановило тебя здесь, Арнольд?!
Конь не ответил. Лишь легкая тень необъяснимой грусти пробежала по его вороной морде. Казалось, он со щемящей тоской рассматривал чарующие взор розовые соцветия, отчего его нижняя челюсть пришла в движение.

– Не печалься, Друг мой! Все дурное проходит! – рыцарь ласково потрепал гриву коня и, тяжело вздохнув, спешился. – Но ты прав – это волшебное место! – странник окинул взором открывшуюся им сказочно прекрасную поляну. – Пожалуй, сами Боги привели нас сюда, дабы пред последней чертой мы смогли насладиться красотой покидаемого нами Мира!

Рыцарь опустился на колени у подножия цветущего холма и, склонившись, с наслаждением вдохнул сладкий аромат неведомых ему волшебных цветов.
– Как это прекрасно!
Вороной конь, изможденный долгим перегоном без еды и воды, сглотнул и, как завороженный, медленно направился к манящим розовым цветам.

***

Призрачная фея в воздушном розовом платье невесомо скользила над землей, появившись из-за старого надломленного дуба. У нее был несколько озабоченный вид – ведь настало время приводить все вокруг в порядок после зимы, которая оставила после себя много мусора и грязи. А фея этого терпеть не могла, у нее было утонченное эстетическое воспитание.
Испепелив взглядом несколько кучек полуизгнивших веток и осушив вокруг себя все грязные лужи, она махнула рукой и разлила по округе оседающий на землю розовый туман. И почти сразу грязь сменилась зеленой молодой травой и густым ковров розовых примул.

Надо сказать, что фея любила все розовое. А еще мухоморы (почему их – это отдельная история, но она очень длинная и покрытая непроглядной пеленой тайны). Но даже из мухоморов фея отдавала предпочтение розовым, и не потому что они съедобные и очень вкусные, а опять же из-за цвета.
Удовлетворившись результатом, фея собралась было удалиться, как вдруг обратила внимание на шевелящийся куст барбариса.
– Это еще что такое? Кто это там от меня прячется?

Она подплыла к кустику и подняла ветви: под кустом сидел охмелевшего вида заяц и грыз сушеный мухомор. Неожиданное появление феи его сильно сконфузило, но не протрезвило, ибо мухомор, который он догрызал, был уже вторым по счету. Заяц вскочил на задние лапы, попытался выпрямиться и моментально спрятал остатки гриба за спину:
– О, Великая Несравненная Фея Граничного Леса! Безмерно рад видеть Вас! Примите от меня глубочайшие заверения в моем несоизмеримом почтении...
– Уймись, уймись! Все твое несоизмеримое почтение итак читается на твоей несоизмеримо окосевшей мордочке. Вот что меня действительно интересует – откуда это у нас опять взялись красные мухоморы? Пусть и сушеные. Ведь я же их полностью вывела, запретила разводить и собирать. Ну, и что? Снова прикажешь начинать жесткую антиглюкогенную компанию?

– Никак нет, о, Добрейшая из фей! Это старые запасы! Очень старые! Случайно сохранились!
– Ага! И также случайно отыскались! Может, скажешь по секрету: где эти твои "старые запасы" дислоцируются?
Фея ехидно, но очень строго посмотрела зайцу прямо в глаза, отчего тот сначала замялся, скосил оба глаза в разные стороны, но, собравшись, уверенно ответил:
– Их уже нет, Добрейшая! Все изничтожены! Вот, – заяц вынул из-за спины недоеденный сушеный гриб, – сейчас с этим расправимся и все! Можете ставить галочку об успешно проведенной антиглюкогенной операции!
– Сейчас поставлю! Прямо на тебе и поставлю! А-ну, вылазь! Видел бы ты себя со стороны. Как убедительно ты сейчас выглядишь!

Заяц опять замялся и поспешил перевести разговор на другую тему:
– Не стоит беспокоиться, Наидобрейшая из фей, по пустякам. Тут у нас дела похуже творятся! Я как раз хотел Вам доложить!
– Что?! Какие еще дела? – фея насторожилась.
– Добрейшая из фей, ужасное черное чудовище, похожее на гигантского коня, вторглось в Ваши владения и собирается съесть все розовые примулы, посаженные Вами! Кроме того, вместе с чудовищем сюда вторгся гнусного вида эльф, и как раз в этот момент он лазит по пригорку и вытаптывает Ваши драгоценные цветочки!

От услышанного щеки фей залились ядовитой ярко-розовой краской. Она отпустила ветку барбариса, и та сильно треснула зайца по голове. Фея резко выпрямилась, ее глаза забегали по округе, искрясь гневными розовыми молниями:
– Где они?! Где эти недостойные создания!?
Заяц выбрался из под куста, почесывая ушибленную голову:
– Там, Добрейшая. За болотцем. Только, я бы на Вашем месте сам туда не ходил. Может, сбегать за Драконом?

– Никуда не надо бегать! Впрочем, твое дело – беги, куда хочешь. А я и сама справлюсь! Ну, они у меня сейчас получат! – не теряя более ни минуты, фея метнулась в сторону гнилого болотца, на лету формируя большой страшной силы файербол. – Никому тут не позволю свинячить, топтать и есть мои примулы!!!
Заяц немного потоптался на месте в замешательстве, не зная – бежать ли ему за Драконом или нет – и, наконец, зигзагами последовал за феей, слегка заваливаясь из стороны в сторону. Путь давался зайцу нелегко, но ему очень не хотелось попадать лишь на конец разборок.

***

Вороной конь топтался у подножия холма, вожделенно глядя на розовую гастрономию, расстелившуюся вокруг, не решаясь начать трапезу, ибо боялся нарушить эстетику окружающего великолепия.
– Как здесь чудесно! – Мрачный эльфийский рыцарь в черном плаще с фиолетовым подбоем ползал на коленках по поросшему цветами холму и глубоко вдыхал аромат примул. Эльф, упоенный своим занятием, поднимался все выше на холм, не обращая внимания на вытоптанные им кустики, пока не уткнулся лицом в ниспадающий откуда-то сверху полог воздушного розового платья. Рыцарь скользнул взглядом по платью вверх и встретился глазами с миловидной, но очень недовольной феей. Прелестное создание игриво перебрасывало с руки на руку огромный файербол, несколько сомневаясь в принятии окончательного решения.

Эльф не нашел ничего лучшего, как начать разговор с фразы:
– Мы с Вами нигде не встречались?
– Встречались-встречались, – ехидно ответила розовая прелестница, опасно подбросив вверх огненный шарик и едва поймав его другой рукой. – В таверне "Рыжий Кот". Ели сушеных осьминогов.
– Да?.. Тогда, пожалуй, нет – не встречались. А что это у Вас в руках?
– Где? Ах, это... Так, знаете ли, файербольчик. Милая вещица, очень забавная.
– Да-да. Знаем-знаем, – эльф поспешил встать с колен
– Осторожно! – закричала фея, с ужасом наблюдая, как рыцарь чуть не растоптал, вставая, семейку примул.
– Ой, простите! Я, видите ли, залюбовался. Красиво тут у Вас. Цветами пахнет. А что Вы делаете сегодня вечером?

Глаза феи округлились, а выражение лица стало еще более негодующим. Видимо, она сама не знала, что собиралась делать вечером, и вопрос ее обидел, застав врасплох.
– Я бы не ставила так вопрос. Тем более что кое-кому еще нужно дожить до вечера! – и фея грозно сверкнула глазами.
– Что, все так серьезно? Есть проблемы? – насторожился рыцарь.
– Проблемы? Ну, это у кого как.
– Так, может, сходим куда-нибудь? Посидим – обсудим.
– Предлагаете сходить на болотце?
– Болотце? А других заведений тут не имеется?

– Имеется-имеется, – фея лукаво прищурилась. – Логово Дракона. Ущелье ветров. Пещера теней опять же – очень рекомендую! Никто до сих пор не жаловался, ибо не возвращался. Видимо, так понравилось... – она хихикнула, но тут же приняла грозный вид. Эльф поморщился.
– Ну, ладно, согласен на болотце. Позвольте Вас сопроводить, – он протянул руку, предлагая помощь в спуске с холмика. Фея уклонилась.
– Не стоит. Я уж как-нибудь сама спущусь. Поверьте, мне это не сложно. А, вот, как Вы намерены спускаться, позвольте Вас спросить?
– Как-как, – удивился эльф, – ножками.
– Ножками?! По моим цветочкам?! – глаза прекрасного создания снова заискрились от негодования. – Знаете, что происходит с головой эльфа, когда об нее разбивается файербол?

Эльф присвистнул:
– Ого! Вижу, у Вас тут все очень серьезно, – эльф окинул взглядом холмик, и, наконец, понял причину плохого настроения розовой красавицы. – Так это Вы из-за цветов такая сердитая?!
– Сердитая?! – от бушевавших внутри феи эмоций огненный шарик в ее руках стал увеличиваться в размерах, наполняясь ее нереализованной негативной энергией. – Вы, сударь, еще не знаете, что такое сердитая фея! Я пока пытаюсь держать себя в руках!
– О! Значит, все-таки пытаетесь? Значит, дела пока еще не так уж плохи?
– У кого, у Вас? Хуже некуда! Если Вы сдвинете свой сапог еще хоть на дюйм и примнете вот тот кустик, – фея опустила руку и ткнула пальцем, – вопрос "чем заниматься сегодня вечером?" станет для Вас неактуальным!

Эльф с опаской посмотрел себе под ноги и увидел, что его сапог находится в опасной близости от небольшого розового соцветия. На всякий случай он переступил, удалив ногу на безопасное расстояние от столь дорогого, как оказалось, сокровища.
– Так, ну, и что будем делать? – поинтересовался эльф. – Может, остановимся на нулевом варианте: что уже примято – то примято, и обсудим программу сегодняшнего вечера?
– Неть! Для начала я бы хотела обсудить варианты Вашего спуска с моего холмика!
– А что – есть варианты?
– В том-то и дело, что ни одного! – она засмеялась, но ее глаза при этом даже не улыбнулись.

Эльф еще раз огляделся и понял, что попал в неприятную историю. Холм, на вершине которого он стоял в обществе невесомо парящей рядом, прекрасной, но разгневанной феи с огненным шаром в руках, был густо усыпан "драгоценными" цветочками. А там, где он поднимался по склону, увлеченный их красотой и пьянящим ароматом, многие кустики были сильно примяты.

– Я все-таки настаиваю на нулевом варианте, дорогая фея, – продолжил гнуть свою линию рыцарь. – То, что я уже примял, будем считать окончательно примятым. Если Вы требуете за это сатисфакции от меня, то готов предоставить Вам возможность оной в любой выбранной Вами форме. А сейчас предлагаю разрешить мне спуститься вниз по уже примятым цветкам. И там внизу в спокойной обстановке обговорить условия сатисфакции. Идет?
– Неть!
– Как неть?! Почему неть?!
– А потому и неть, что Вы их еще не окончательно примяли! А вот если пройдетесь по ним еще раз, то тогда примнете окончательно!
– У-у-у! Да, дело дрянь, – эльф задумчиво почесал затылок. – И почему же у Вас все так серьезно?
– А Вы как думали?!

***

Заяц, присевший невдалеке на мшистой кочке, догрызал сушеный мухомор и, покачиваясь от беззвучного смеха и "правильных" компонентов самого мухомора, внимательно наблюдал за развитием событий на холме. Вскоре на поляне появились еще два зрителя. Небольшая зеленая ящерица и сурок. Они пристроились рядом с зайцем, и сурок поинтересовался:
– Привет, косой! Что за шнягу ты тут смотришь?
– Привет, суслик! Ты уже вылез из берлоги? Поздравляю! Вот, посмотри – комедия! Похоже, правда, с трагическим концом! Ставлю три против одного, что она его в конце загасит файерболом!
– Я не суслик, а сурок! А в чем фишка сюжета?
– Чудила забрался на холм, а слезть не может.
– А че так? Есть проблемы?

– Добрейшая и Несравненная на принцип пошла! Файерболом перед его носом размахивает и грозит в ход пустить, если он еще хоть один ее цветочек растопчет.
– У-у-у! Дык, это ж уже триллер получается!
– Нет, – вмешалась ящерица, – ничего вы не понимаете. Это мелодрама. У них в конце все полюбовно разрешится. Ставлю десять против твоих трех.
– А я ставлю свои десять, – провозгласил сурок, – на то, что они так и проторчат здесь, споря, до вечера, пока не прилетит Дракон, и не навешает этому эльфу, а Розовую не отправит восвояси.
Все трое приглушенно расхохотались, стараясь не обратить на себя внимание.

***

Стоя на вершине холмика с примулами, эльф хорошо видел цель своего путешествия – дремучий заколдованный лес. До него было рукой подать. И вдруг эльф осознал всю безысходность своего будущего.
Что ждет его там, куда он так спешит? Ужасные испытания и, быть может, мучительная гибель. Так не лучше ли окончить свой путь здесь – в этом изумительном месте, в обществе прекрасной феи, от ее же хрупких нежных ручек (держащих огненный шар)?
Он снова посмотрел на розовую фею и отрешенно произнес:
– Ну, раз у меня нет вариантов, чтобы спуститься с Вашего цветущего холмика, как Вы говорите, значит, так тому и быть. Видимо, это судьба. И она хочет закончить мою жизнь здесь, избавив от тех ужасов, которые меня поджидали бы дальше.

– О чем это Вы? – слова рыцаря заинтриговали фею. – Что за ужасы? Разжалобить меня хотите? Уверяю Вас, это не получится!
– Да, нет. Я даже рад, что все так складывается. В моем положении можно считать за счастье умереть здесь, среди весенних цветов от файербола, выпущенного рукой прекрасной феи.. Да-да! Решено! Вы только о коне позаботьтесь. Накормите его для начала. Да на меня не обижайтесь за цветы.
– Очень мне надо на Вас обижаться! – поморщилась фея. – И вообще, за кого Вы меня принимаете?! Я Вам что, дешевый киллер-маньяк?! Если решили сводить счеты с жизнью, милости прошу! Не удерживаю! Только не намоем холмике! И не с моей помощью! Я в агентстве по обслуживанию самоубийц не работаю!

Теперь уже эльф начал злиться:
– Послушайте! Чего Вы тогда от меня хотите? Ну, залез я на Ваш холмик! Ну, потоптал десяток цветков! Виноват! А дальше что? Слезть нельзя. Умереть – тоже нельзя. Может, проясните ситуацию?
Фею явно обидели слова эльфа, особенного резкость его тона. Ее глаза увлажнились, и она жестко парировала:
– А чего Вы на меня кричите?! Кто Вы, вообще, такой, и что Вам здесь нужно?!

Огненный шар чуть было не выпал из ее рук. Эльф подхватил его, но при этом случайно коснулся своей рукой руки призрачной феи. Признаться, ему еще не доводилась прикасаться к феям. Он даже не знал: телесны ли они. И потому новизна ощущений вызвала захлестнувшую его целиком волну трепетного волнения. Видимо, произошедшее сконфузило не только его, но и фею, ибо она одернулась, но в ее глазах уже заиграло нечто иное, нежели обида и злость.
– Не трогайте мой файербол!

– Не трогаю я Ваш мячик. Вы его держите только крепче. А еще лучше швырните-ка его вон в тот лес, от греха подальше. Или давайте я это сделаю, если у Вас сил не хватает.
– Это у кого это сил не хватает?! Это Вы намекаете, что я не умею файерболы метать?! – злость и гнев снова вернулись на личико феи в новом, гораздо более устрашающем качестве. Это уже походило на откровенное неистовство.
– Ну, я не знаю: умеете или нет. Мое дело маленькое. Лично мне уже все равно. А вот цветы Ваши будет жалко, если Вы этот мячик огненный здесь оброните.
– Ах, так!?

Фея бросила испепеляющий взгляд на рыцаря, затем повернулась и ловко послала без меры раздувшийся от негативной энергии файербол вглубь страшного леса. Огненный шар со свистом рассек воздух, оставляя за собой дымный след, и врезался в чащу скрюченных, высохших и некогда могучих деревьев.
Полыхнуло неистовое пламя, вырванные с корнем деревья-исполины разлетелись, как щепки, в разные стороны, а по всей округе пронесся невероятный грохот. Ошалевшие птички снова попрятались в кусты терновника, лягушки на болоте попрыгали в воду и ушли глубоко на дно. К небу поднялся огромный дымный гриб (почему-то слегка розоватого оттенка), а земля под ногами эльфа задрожала так, что рыцарь едва удержался, чтобы не упасть и не скатиться вниз.

***

Зайца подбросило высоко вверх, и когда он плюхнулся обратно, то сильно ушиб себе заднее место, то, что под хвостиком. Ящерку забросило в кусты, и она прочно застряла в ветках, а сурка контузило, и он ошалело потирал себе уши:
– Долби сураунд. Хай фай, в натуре! Похоже, начался экшн.
– Какой, нафиг, экшн!? – раздался вопль ящерки из кустов. – Это уже натурально фильм-катастрофа!
– Ага, с реалистическими спецэффектами, – кивнул заяц, потирая хвостик и то, что ниже.

***

Эльф похлопал по ушам, потряс головой и, еще раз взглянув на последствия падения огненного мячика, созданного нежной феей, в заколдованный лес, с восторгом отметил:
– Потрясающе! Это Вы удачно кинули!
Казалось, фея была польщена этим замечанием рыцаря, но гнев в ней еще не прошел (или она хотела, чтобы он не проходил), и потому она продолжала дуться (или делать вид).
– Да, уж. Не в пример некоторым умеем-с.
– А мне можно попробовать?
– Что попробовать? – фея вскинула бровки и удивленно посмотрела на рыцаря.
– Ну, шарик кинуть. Знаете ли, давно мечтал попрактиковаться. Тем более под руководством такого опытного мастера.

Фея не привыкла так быстро менять гнев на милость, но такое предложение вызвало в ней легкую симпатию к эльфу. К тому же ей самой понравилось метать огненный шар в заколдованный лес.
"И чего я раньше так не развлекалась?" – подумала фея и повернулась к эльфу и хитро прищурилась:
– Как скажете, уважаемый! – она проделала несколько замысловатых пасов руками и, создав новый огненный шарик, протянула его эльфу. – Вот, пробуйте. Имейте в виду – техника правильного метания файербола требует, чтобы движение руки было быстрым, но не резким. Иначе шар может взорваться у Вас в руках. Дальность и точность полета зависит не от силы броска, а от концентрации мысли на намеченной цели и от красоты движений Вашей руки. Представьте себе, что Вы не смертоносный файербол кидаете, а танцуете с дамой.

– Можно, я буду представлять, что танцую с Вами?
– Что хотите, то и представляйте! – быстро проговорила она, но ее щечки порозовели. – У нас, видите ли, практикуется свобода мыслей. Я к Вам в голову не полезу.
Теперь настал черед эльфа краснеть (скорее, от удовольствия). Видимо, разрешенная феей свобода мыслей вызвала в его голове всплеск бурных фантазий. Дабы побороть их, рыцарь постарался сконцентрировать все свое внимание на заколдованном лесе. Выбрав наиболее густое скопление деревьев, он плавным движением отвел одну руку с файерболом назад, другой мысленно обнял талию феи, приготовившись к танцевальному па, а затем (неизвестно, что при этом подумав) произвел замысловатый бросок.

Резкий свист разрезаемого огненным шаром воздуха вновь прокатился по округе. Трое лесных наблюдателей попадали на землю и, прикрыв лапами уши, приоткрыли рты. Раздался грохот, новая порция горящих деревьев полетела по небу. Очередной дымный серо-розовый гриб затмил собой на некоторое время клонящееся к закату солнце.
– Неплохо-неплохо, – фея была явно довольна неожиданными успехами своего случайного ученика. – Немного поработать, и из Вас может получиться настоящий файерболометатель.

Эльф сконфузился и... покраснел.
– Просто, Вы – хороший учитель, и метода у Вас интересная. Мне нравиться. Можно еще?
– Можно, – кивнула фея, едва улыбнувшись. – Только теперь кинем вместе. Я Вам буду показывать – у Вас не все получается. Техника, знаете ли, не поставлена. Вы явно отвлекались на что-то другое, когда бросали свой шар.
– Да-да, согласен с Вами. Отвлекался... Практика нужна. Длительная... И, возможно, для начала не на полигоне, а в тренажерном режиме, чтобы отточить базовые элементы.

– Ну, об этом мы... может быть!.. – она сделала небольшую паузу, – после поговорим. А пока, вот – держите. – Фея произвела еще два огненных шара, передав один эльфу. – Давайте попробуем мысленно скоординировать свои действия и метнуть шары в одно и то же место. Это очень полезное упражнение.
– Ага, понял. И куда будем бросать?
– А вот, это Вы должны сами угадать, любезнейший, – лукаво прищурилась фея. – Это как в танцах: партнер, ведущий свою партнершу, должен угадывать, а не смотреть, куда она ставит свои ноги. Иначе он постоянно будет на них наступать.
– Понял. Но все же для начала было бы неплохо потренироваться без шариков.
– Успеется! – строго оборвала эльфа фея. – Кидаем!

***

Раскаты взрывов еще долго грохотали над лесом, но постепенно их сила стала ослабевать. Видимо, негативная энергия у феи истощалась. Солнце висело над самым горизонтом, и небосклон, задымленный розоватой гарью, окрасился красными всполохами заката.
Эльф смотрел на догорающие остатки заколдованного леса и о чем-то думал.
– О чем это Вы думаете? – поинтересовалась розовая фея.
– О том, что мне, пожалуй, уже некуда спешить. – ответил рыцарь. – До следующей пятницы я абсолютно свободен.
– Ну, вот, видите, как замечательно! – усмехнулась фея. – Не бывает худа без добра.

Она посмотрела на заходящее солнце и неожиданно вскрикнула:
– Ой! Мы так увлеклись с Вами, что чуть было не пропустили закат солнца! Немедленно летим на болото! Там есть уютное местечко, с которого я всегда наблюдаю закат. Я не имею права этого пропустить!
– Вы, наверное, забыли, – остановил ее рыцарь, – что эльфы не летают.
– Да? Ой! Действительно, – нахмурилась фея, но тут же махнула ручкой. – Это не беда – зато я умею! Обнимите меня – только крепче! – и я перенесу Вас.
"Ого!" – подумал эльф, – "Правду говорят, что нет худа без добра! Не все так плохо в этой жизни!" – довольно улыбнулся он и обнял фею за талию.

***

Заяц поднял глаза и увидел пролетающего над ним по небу темного эльфа:
– Мистика!
– Сайнс-фикшн, – поправил его сурок.

***

Эльф и фея сидели рядом на траве под навесом ветвей болотной ивы и заворожено смотрели на заходящее солнце. Как будто специально для них лягушки продлили свою вечернюю песню, легкий ветерок приносил аромат весенних трав, а закатное небо рисовало удивительные картины, навевающие восторг и негу.
Эльфу очень хотелось поговорить с феей, но он не знал, о чем с ней сейчас можно говорить, и оттого не смел открыть рта. Он даже не решался смотреть на нее и наслаждался лишь близким ее присутствием.

Наконец, фея сама начала разговор, тихо спросив:
– Вам нравится здесь?
Эльф негромко кашлянул, чтобы его голос прозвучал мягче, и максимально приятным (как ему казалось!) голосом ответил:
– Очень!
Видимо, фее самой хотелось поговорить с эльфом о чем-либо (кроме файерболов!), и потому она тут же продолжила:
– А Вы, эльфы, как живете?
Вопрос озадачил рыцаря, но он поспешил ответить, чтобы не прерывать желанной беседы:
– Так себе живем. По-разному.

– Ну, вот, что Вы, к примеру, больше всего любите? – не унималась фея.
Эльф лихорадочно попытался вспомнить, что лично он больше всего любит, но не нашел ничего лучшего, как сказать:
– Лично я люблю вот так смотреть на закат.
– Правда?! – оживилась собеседница, но тут же подозрительно прищурилась и поинтересовалась. – И часто Вы это проделываете? И с кем?
– Последний раз я это делал в далеком детстве, – поспешил уточнить рыцарь. – Но с той поры у меня остались неизгладимые впечатления! И теперь с Вами я чувствую себя по-настоящему счастливым.

Бровки феи разгладились, и она смягчилась:
– Я рада. А что Вам сейчас больше всего хочется?
Вопрос застал эльфа врасплох, и у него перед глазами поплыл туман. Рыцарь понимал, что может показаться нетактичным, но все же решил быть искренним:
– Я боюсь, Вы разгневаетесь на меня, – ответил он, не глядя на фею.
– Отчего же? – вскинула та бровки.
– Искренность не всегда тактична.
– Ничего, говорите, я переживу, – кивнула фея, с интересом глядя на рыцаря.
– Мне очень хочется Вас поцеловать! – выпалил эльф, и... ему сразу стало легче.

Уже темнело, и, если бы он даже осмелился посмотреть на фею, то все равно не смог увидеть ее реакцию.
– Вот, как? – прозвучал ответ тоном, по которому тоже не возможно было угадать, как она отнеслась к такому откровению. – Вы всегда так скоры в своих желаниях? Или только когда имеете дело с феями?
– Нет! – уверил собеседницу эльф, стараясь предать голосу максимальную искренность. – Вы первая фея, которую я повстречал в своей жизни!
Видимо, ответ отчасти удовлетворил его собеседницу, хотя и не показался ей новаторским.
– И что, так сильно хотите? – уточнила она.

– Ну, понимаете... – заговорил рыцарь, стараясь не потерять доверительную нить, которая пролегла между ними, – жизнь у нас, у эльфов, полна казусов и неожиданностей. Мы никогда не знаем, что ждет нас завтра. Может так случиться, что этот прекрасный вечер у меня последний. И Вы единственная и последняя фея, которую я вижу в своей жизни.
– Да? Неужели, все так печально? – удивилась собеседница.
– Может быть, даже еще серьезнее, чем нам обоим сейчас представляется, – темнил эльф.
– И что же нам с Вами теперь делать? – спросила она тоном, в котором угадывалось множество различных ноток: от недоверия до лукавства.

– Да, нет, ничего не надо делать. Мы, эльфы, стойкие и твердо сносим все удары судьбы. Пусть мои слова Вас не терзают.
– Нет, ну, почему же? – и рыцарь почувствовал, что собеседница даже приподнялась с места. – Я же не каменная! Мы, феи, душевные и отзывчивые! – в ее голосе сквозила легкая обида и в то же время недоверие. – Если Вы говорите, что в Вашем случае все так серьезно, и при этом Вы искренни... и в Ваших словах нет ничего такого, что могло бы меня обидеть, оскорбить... если Вы...
Эльф, не дожидаясь окончания речи, которая грозила затянуться на всю ночь, незаметно подвинулся поближе и обнял призрачно-хрупкое создание...

***

– Это ты, суслик?
– Сурок я!
– Все равно, – махнул лапой заяц. – Ползи сюда. Только тихо! Тут эротика начинается.
– Что, серьезно? А-ну, а-ну, дай глянуть.
– Вон, видишь силуэты – это они. Он ее сейчас целовать будет!
– Улет! Это мы вовремя поспели. Только видно плохо – темно, – в голосе сурка слышалось глубочайшее сожаление.
– Да, темно, – согласился заяц. – Хоть фонариком подсвечивай!
– Ты че плетешь, косой? Какой фонарик? – ответил сурок, ошарашено глядя на зайца. – Обалдел совсем? Давно червяком по земле не ползал?!
– Согласна с сурком, – поддержала подтянувшаяся следом ящерица. – Лучше уж тихо сидеть в кустах и слушать, чем потом целый век, как лох, кузнечиком по траве скакать.

***

Солнце давно скатилось за горизонт. Заколдованный лес выгорел дотла, и на небе погасли зарницы. Умолкли лягушки на болоте, стих ветерок, и все вокруг погрузилось в сон. В радостный, волнительный весенний сон. У подножия холмика, поросшего примулами, топтался голодный, но так и не решившийся нарушить красоту места эльфийский конь, похрапывая во сне. В кустах сопела утомленная событиями любопытная троица.

Не спали только эльф и фея – их силуэты едва угадывались в сиянии взошедшей луны. Наверное, они так и просидели до утра. Но так ли это или нет – никто не знает, ибо подглядывать за ними вокруг больше было некому.

© Dalahan. Mar 17-20 2009

Рецензии к "Поцелую феи"

Тень : Примите мои поздравления, награда явно пришлась по вкусу.
Smoky : Какой многоплановый поцелуй получился! А Вы – фантазер, господин Критик. Не зря Вас Мечтателем кое-кто именует, вполне оправдано.
Эпизод I. Воительно-Застенчивый (или Мелодраматический экшн). В произведении образ Вашей героини действительно похож на Amanit-у. И не только описанием, но и дотошностью даже в столь пикантные моменты : "действительно хотите ? насколько? как долго ?" и далее до бесконечности. А так же вредностью. и противоречивостью образа (только заявляла, что прибьет любого, кто примнет хоть цветочек и тут же сама кидает огненные шары в лес) – идеально точно. Эльф же, как всегда, темнит и увиливает, тихой сапой подбираясь к ценному. Да, образы удались.
Amanita : Мнение судьи : Эпизод I. Мелодраматический экшн
Она – прекрасна, эфемерна.
Он – мрачен и обучен скверно!
Она везде растит цветочки.
Он топчет юные расточки!
Она грозится файерболом.
А Он влачится за подолом!
Она застенчиво болтает.
Он тихо справа подседает!
(Про между действий шастал заяц –
Знаток грибов, кинА, красавиц.
Сурок – застенчивый любитель
Всех "фикшн" и пикантных линий.
И некто, пострадавший ране
От любопытства к мелодраме.)

Сюжет сей прост и очевиден,
И даже в темноте он видим:
Хоть с файерболом, хоть ты без –
"А Васька слушает да есть!"

Был миг скоротечный начала любви.
Финал Ристалища N 10

По серой ряби озера плавала пара белых лебедей. Ама кидала в воду кусочки печенья, но лебеди не спешили приплывать на угощение.
– Дал, как Вы думаете, почему они не хотят к нам подплывать?
– Не знаю. Может, они сыты и им не до нас.
– Да-да, пожалуй, так и есть. Весной им нет дела до людей. Они заняты сами собой.

Поднявшийся ветер задувал прохладу за воротник. Ама ежилась и придерживала рукой в черной лайковой перчатке поднятый ворот своего легкого пальто. Розовый воздушный шарфик не согревал ее. Кое-где по воде как кораблики плавали конфетные обертки. Серое мрачное небо навевало тоску. Если бы Дал был один, он бы расплакался.

– Дал, Вы любите раннюю весну.
– Наверное. В эту пору в душу приходит волнение. Предвкушение чего-то. Часто вместе с ними приходит тоска. В этом ранняя весна напоминает осень. Но я, ловлю себя на мысли, что мне это нравиться.
– Да, Вы правильно сказали. Я чувствую то же самое.

Она окинула взором озеро и прилегающий парк:
– Я люблю здесь гулять. Здесь хорошо.
– Здесь не просто хорошо, – согласился Он, – Это волшебное место. И парк, и озеро, и эти лебеди – все, как в сказке. Кстати, откуда здесь лебеди?
– Их сюда выпускают специально. Весной. А осенью, когда становится очень холодно, куда-то забирают.
– Забирают, – задумчиво повторил Дал. – Наверное, их забирают к себе добрые волшебники. Сказка!
Ама улыбнулась наивному восторгу Дала.

– Вы любите стихи.
– Наверное, – как-то неуверенно ответил молодой человек, думая о другом, но тут же поправился. – Да, конечно, очень люблю.
– Я прочту. Можно?
– Это будет замечательно!

Девушка откинулась на спинку скамеечки и, закрыв глаза, почти шепотом стала читать:

Не любишь, не любишь.
Ты жалостью губишь.
Сжигаешь мне душу,
Рвешь сердце мое
Не видишь, не знаешь,
Судьбу проклинаешь.
Вокруг собираешь
Одно воронье.

Тебя не терзаю.
Тебе все прощаю.
Не жду ни любви,
Ни признаний, ни слез.
В тебя я не верю.
Моя ты потеря.
Пусть все не нарочно.
Пусть все не в серьез.

Лети, белый лебедь.
Куда – я не знаю.
Далеко ли, близко –
Скорее лети.
Оставь все, как было.
Оставь все, как надо.
Нет счастья, где низко.
Есть счастье в пути.

Пока лились стихи, у Дала по спине бежала волнительная дрожь. Что-то завораживающее было в этих строчках, ложащихся на загадочную красоту озерной глади. Ветер играл аккомпанемент ветвями деревьев и усиливал впечатление.

– Мне стихи показались грустными. Что заставило Вас их написать?
Девушка улыбнулась:
– Не усложняйте. Это ведь всего лишь стихи. Фантазия, отражающая настроение.
– Но сейчас весна. Она должна навивать радость.
– Радость не бывает без легкой грусти, – Ама улыбнулась еще раз и кинула подплывшим белым птицам горсть раскрошенного печенья. – Смотрите, они все-таки обратили на нас внимание.

Лебеди медленно скользила по воде, неторопливыми плавными движениями подбирая кинутое им угощение.
Дал посмотрел на часы.
– Наверное, тетушка Марта уже заждалась нас. Далеко еще до ее дома?
– Совсем нет. Видите за озером высокие дома?
– Да. Если она там живет – я ей завидую. Жить в таком месте – это чудо.
– Идемте. Она действительно уже нас ждет.

Девушка встала со скамеечки и повлекла молодого человека за собой вдоль длинной парковой аллеи, огибающей все озеро.
– Постараемся обернуться по-быстрому, – на ходу успокаивала Она его. – Ведь дома нас ждет ужин. Отец готовит утку. Надеюсь, Вы любите жаркое из утки?
– Вы даже не представляете себе, как я люблю жареную утку. Особенно, тушеную в портвейне, как обещал Ваш отец.
– Вот, и замечательно! Тогда поспешим!

Вот уже несколько часов с момента знакомства с Амой Дал пребывал в состоянии эйфории, и для него более не существовало ничего в мире, что так или иначе не связывалось с ней.

***

Они позвонили в дверь, и им открыла пожилая красивая женщина.
– О! Ама! Наконец-то! Как я рада тебе! А что это за молодой человек с тобой? – хозяйка учтиво отошла в сторону, приглашая гостей войти.
– Молодого человека зовут Дал, тетя Марта.
– О! Это твой друг? Очень приятно! Буду крайне рада знакомству. Проходите.

– Тетя Марта, я принесла Вам деньги за...
– Ни слово о деньгах! Раздевайтесь, заходите. Сейчас я напою Вас чаем. У меня есть свежие пончики.
– Нет-нет, тетя Марта, мы зашли не надолго. Только...
– Ничего не хочу слышать! Я уже иду готовить чай. Молодой человек, разденьте девушку, проведите ее в комнату и постарайтесь ее чем-нибудь занять, пока я буду отсутствовать. В комнате на журнальном столике Вы найдете новые фотоработы моего мужа. Можете их посмотреть. Уверяю Вас, там есть интересные.

Тетушка Марта спешно удалилась, а Дал помог Аме снять пальто.
– Ну, вот, мы и вляпались, – тихо подметил он. – Так просто нас теперь не отпустят.
Девушка извиняющимся взглядом посмотрела на Дала.
– Побудем немного. Марта всегда очень радуется гостям. Не будем ее обижать. Кстати, пока мы у нее, давайте обращаться друг к другу на ты. Тетушка Марта не поймет иного.
– Не имею ничего против.

Они прошли в комнату, и пока хозяйка готовила чай, устроились в плетеных креслах у небольшого журнального столика и стали разглядывали разложенные на нем фотографии. Супруг тетушки Марты был профессиональным фотографом, много ездил по миру и снимал очень красивые виды. От его работ нельзя было оторвать глаз.

Ама наскоро перебирала фотографии.
– Эти я уже видела. Это Африка. Эти из Чили. А, вот, это что-то новое. Какие-то горы.
– Похоже на Альпы.
– Ты там был?
– Иногда катаюсь на лыжах.
– А я ни разу не была, – печально отметила Ама. – И на лыжах не каталась.
Далу захотелось буквально сейчас же заказать два билета и увезти свою новую знакомую в Альпы.
"Но только после утки!" – решил он.

– Ама, Вы бы не хотели... прости, ты бы не хотела побывать в этих горах и увидеть их красоту своими глазами?
Глаза девушки заинтересованно загорелись.
– Безумно хотела бы! Но... – Она опять погрустнела, – сейчас у меня нет такой возможности.
– Мы поедим вместе, если ты не против, как только сможешь. В Швейцарию или Австрию. Ты что выбираешь?

Девушка усмехнулась:
– Дал, послушай, давай сначала переживем ужин с моим отцом и тушеную утку.
– Я понял – поддержал Он ее. – И для начала разговор с тетушкой Мартой?
Ама хихикнула:
– Вот-вот. И, поверь мне, это для тебя будет настоящим экзаменом. Если ты его пройдешь, – Ама игриво заглянула в глаза Дала и не закончила.
– Что будет, если я его пройду?
– Пока сама не знаю, но что-то будет, – Ама опустила глаза.

– Молодые люди, а вот и чай! – Марта вошла в комнату с большим подносом, на котором стояли парующий чайник, три чашки и ваза с пахнущими корицей пончиками. – Надеюсь, я не заставила Вас заскучать?
– Мы ни секунды не скучали, госпожа Марта, – уверил хозяйку Дал. – А аромат Ваших пончиков сводит с ума.
– Да-а? Боже мой, Ама, где ты отыскала такого милого и невероятно любезного молодого человека?
– Он сам нас нашел, тетушка Марта. Но не спрашивайте его об этом. Это очень запутанная и таинственная история.

– Господи! Я уже заинтригована. Как же в таком состоянии можно не спрашивать? Но молчу, молчу.
– Все действительно очень таинственно, – поддержал тему Дал, – я познакомился с Амой и ее отцом при слишком загадочных обстоятельствах, и этот факт трудно подвергнуть логическому анализу.
– Дорогой мой, поверьте пожилой опытной женщине. Не все нужно подвергать логическому анализу. А очень многое, и я бы сказала, самое важное для человека, вообще не возможно ему подвергнуть.
– Пожалуй, я с Вами соглашусь. Хотя еще недавно я был другого мнения.

– Что же Вас заставило его изменить?
– Знакомство с Амой вернули меня в то естественное первородное состояние, в котором я находился очень давно. Возможно, в далеком детстве. Оно обогатило меня новыми ощущениями и глубокими приятными переживаниями.
– Что ж, я искренне за Вас рада! И я вижу, что и наша девочка в Вашем лице обретает настоящего друга. Мне так кажется. А интуиция меня редко подводит.
– Просто, тетушка Марта, мы оказались с Далом душевно очень близки. Мне кажется, что мы понимаем друг друга без слов.
– О! Это редкое состояние. Им нужно сильно дорожить. Слова глупы. В них нет правды. Правда есть только в музыке. В том числе, в музыке человеческих чувств. А музыка никогда не врет. И если даже в нее и закрадывается фальшь – это сразу становиться явным.

Тетушка Марта снова обратилась к молодому человеку:
– Как Вы относитесь к ликеру? У меня есть, особенный ликер из роз, который делаю я сама.
"Прощай моя голова! Прощай утка!" – подумал Дал, но ответил:
– Я не могу отказать себе в удовольствии попробовать ваш ликер, госпожа Марта.
– Вы прелесть!
Марта на минуту вышла и вернулась с хрустальным графином, в котором колыхалась густая рубиновая жидкость, и тремя рюмочками.

– Я хочу выпить за Вас, молодой человек. Вы напомнили мне мою далекую молодость. Кажется, что когда-то я была знакома именно с таким человеком, как Вы. Кстати, Ама, вы шли ко мне через озеро? – неожиданно изменила тему Марта.
– Да, мы шли к Вам пешком. И были на озере.
– Как лебеди?
– Они долго не подплывали ко мне сегодня.
– Это не удивительно. Они приревновали тебя к твоему новому другу.
– Если это так, мне очень жаль, – стал извиняться Дал, – я бы не хотел ссорить Аму с ее старыми друзьями.
– Ну, что Вы. У нашей девочки мудрые друзья. И Вы их с ней не поссорите.
– Вы меня успокоили.

– Так Вы были на озере? И как Вам оно?
– Прекрасное место.
– Уверяю Вас, это удивительное место! Оно дарит ощущение покоя и лечит душевные раны.
– Пожалуй, я это успел заметить. Хотя пока был там, мне хотелось плакать.
– Это очень хорошо. Слезы очищают душу. С ними из человека выходит все, что мучает его самого и что создает проблемы для других.
– Если это так, я бы хотел побывать на озере еще раз. Если только я не нарушу этим таинства волшебного места.
– Не сможете. Озеро всегда радо тем, кто приходит к нему с намерением очистить свою душу.

Женщина вдруг погрустнела, и на ее глазах заблестели слезы.
– Вы плачете? Может, я сказал, что-то не так?
– Нет, нет... Не обращайте внимания... Просто с озером у меня связано одно трагическое событие в моей жизни... Но не будем об этом. – тетушка Марта заставила себя снова стать веселой. – Говорить и думать всегда нужно только о хорошем. Люди созданы для радости. Жизнь карает нас, когда мы надолго впадаем в тоску.
– Но радости без тоски не бывает.

– Вы говорите правду, молодой человек. Именно поэтому нас время от времени заставляют страдать. Но только тот обретает счастье, кто даже в тоске помышляет о радости. Кто даже в бедах своих видит благо. Ибо знает, что страдания – это лишь предпосылка блаженства. Всякому страждущему утрут его слезы и воздадут сверх меры благом. Но только если человек не потеряет веры в добро и счастье. Если он не впадет в отчаяние. И не станет на путь зла. Помните: никто и никогда не жалеет того, кто в боли своей злится на других и горем своим отравляет им жизнь. Только тот чист душой, кто терпеливо и смиренно сносит все свои беды. И при этом не отчаивается и в самом страшном горе верит в то, что счастье неизбежно. Не только для него, но и для всех, в ком нет зла.

– А в ком нет зла, тетушка Марта?
– В том, кто о нем не помышляет, – улыбнулась женщина.
– Вы хорошо говорите. Вас хочется слушать и слушать.
Женщина рассмеялась:
– Нет-нет! Не очень-то углубляйтесь в мои речи. Вы молоды, и в вашем возрасте нужно быть в меру беспечным и легкомысленным. А о моих словах вспомните только тогда, когда Вам станет трудно... Как Вам ликер?
– Замечательный ликер, тетушка Марта.

***

Уже упали вечерние сумерки и на алее вдоль озера зажглись фонари. Они выхватывали из темноты небольшие кусочки, создавая атмосферу пугающей таинственности неосвещенной части парки, погруженной во мрак. Дал и Ама шли одни, и тишину вокруг нарушал лишь стук каблуков ее туфелек.
Ама держала Дала под руку и время от времени припадала головой к его плечу. В другой руке Она несла пакет с пончиками, что без принятия возражений им вручила на прощание тетушка Марта.

– Мне кажется, ты прошел испытание. Тетушка Марта от тебя в восторге.
Дал посмотрел на девушку с доброй улыбкой.
– Безумно рад этому! А ты не шутила, насчет утки? Нас действительно ждет ужин у тебя дома?
– Ждет. Я позвонила отцу. Он уже дома и засунул утку в печь. Пока мы придем, она уже будет готова.
– Я давно не ел утку. Последний раз это было лет десять назад. И тогда ее готовила моя мама.
– А у меня нет мамы. Моя мама погибла, когда я была еще очень маленькой. ... Ой! Смотри, что это? – девушка встрепенулась и показала на кусты.
– Это, наверное, птица. Не бойся.
– Да, нет. Я не боюсь. Просто там что-то так затрепыхалось в ветвях, что я не поняла, в чем дело.

Молодой человек остановился и сжал своими пальцами руки девушки.
– Извини меня, за то, что я сейчас скажу. Знаешь, я никак не могу понять, что со мной сегодня происходит. Я знаю тебя считанные часы, но мне кажется, что роднее тебя у меня никого нет. Ты, наша с тобой прогулка, разговор с тетушкой Мартой и ее пончики – все это как какой-то сон. И я боюсь, что он растает, когда наступит утро.
– Не думай об этом. Пусть все идет, как идет, – девушка улыбнулась и отвела взгляд.
– Как скажешь... Ты читала мне стихи, когда мы шли туда. Теперь моя очередь.

Дал подошел к самому краю берега в освещенное фонарем место и громко, почти крича, стал читать:

Проходит день, проходит ночь, и утро настает.
И таит снег, и льется дождь, и ветер ветки гнет.
Бежит усталая вода, и соловей поет.
И меж кустов кругом трава зеленая растет.

И грусть, и радость, и любовь,
И осень, и весна
Приходят и уходят вновь.
И нет тому конца!

Стихи почему-то развеселили Аму. Она рассмеялась и иронично заметила:
– Веселые у Вас стихи! Очень весенние!
– Мы что, опять на Вы перешли?
– Ой, прости. У тебя.
– Нет-нет, – поспешил оправдаться Дал, – эти стихи не по поводу весны. Просто так пришло в голову. А тебе не понравилось – я вижу? Ну, тогда забудь.
– Нет уж, нет уж. Я ничего не забываю. И стихи мне понравились. Правду говорю.

Они проходили мимо лавочки, и Ама предложила:
– Давай посидим. Не хочу уходить отсюда.
– А отец? Он нас ждет. И утка.
– Совсем немного. Я хочу побыть с озером.
– Давай.
Они сели на скамеечку, и ветви склонившейся над озером ивы укрыли их от взглядов случайных прохожих, хотя в этот час парк все равно был пуст.

– Интересно, где сейчас лебеди? – спросил Дал.
– У них есть домик на том берегу.
– И сейчас они спят в нем, согревая друг друга?
Ветер утих, и темная гладь озера стала зеркальной. Давящую и одновременно завораживающую тишину нарушали лишь редкий звук проезжающей машины где-то на том берегу озера, да возня какой-то неугомонной птицы в кустах.
– Уже упали сумерки, а этому пернатому созданию не до отдыха. Интересно, кто это? – Дал постарался разглядеть нарушителя тишины в ветвях. – Даже лебеди уплыли спать. Здесь у вас совы не водятся? А, может, это кошка?

– Не знаю, может, и водятся. Но, я думаю, что это и не птица, и не кошка.
– А кто?
– Наверное, эльф или гном. Подслушивает, о чем мы собираемся говорить.
– Да? Ну, в таком случае, пусть подслушивает, – засмеялся Дал. – Может, даже подсматривать. Мы ему все равно ничего интересного не покажем. Правда?
– Согласна с тобой. Я не терплю подслушивающих и подсматривающих! – Ама обернулась и грозно посмотрела в сторону кустов, откуда раздавались шорохи.
– А чтобы он все-таки на нас не обижался, этот самый эльф или гном, оставим ему, когда будем уходить, пончик.
– Согласна.

Они сидели на лавочке под ивой на берегу темного в сумерках озера в абсолютной тишине и одиночестве, не считая неугомонного гнома или эльфа. Ощущение реальности покинуло их. Это больше походило на сказку, и оба боялись ее вспугнуть. Их мысли растеклись по водной глади, а чувства окутывали вместе с дуновениями легкого ветерка и согревали.

Неожиданно в кармане сказочной принцессы заиграл телефон.
– Да, па... Мы уже идем. Через десять минут будем... Можешь, утку вынимать. Пусть остынет... Тетя Марта дала целую гору пончиков. Так что готовься пить чай... Целую!
– Нас уже ждут.
– Да-да. Идем. Только не забудь оставить пончик.

© Dalahan. Mar 21-24 2009

Рецензии к "Был миг скоротечный начала любви"

Тень : Краснеть-то Вам не за что! Согласен с высказанным мнением Хозяйки. Так как полнее и точнее не сказать, то и трепыхаться даже не буду. Выделю только: обе "работы вдохновлены " Просто здорово!
Smoky : Эпизод II. Романтический. Хотя образы героев перекликаются с прототипами лишь именами, второе произведение необычайно легкое, приятное и при этом настоящее (без конкретики, эротики, томительных надежд и взглядов, как бы случайных объятий, прикосновений и т.д....) то есть без мишуры.
Хочу отдельно отметить Ваши стихи. Это просто восхитительно!!! В Вас, дорогой наш Критик Ордена, скрыт невероятный потенциал. Необычайно ладные, едва туманные и несколько витиеватые, но очень-очень красивые! Мне никогда не удавалось создать такие приятные и загадочные стихи. Я горжусь Вами! Вы превзошли все мои ожидания, господин Dalahan! Браво! (похоже, в этот раз Ваша Муза оправдала свое существование, даже я готова это признать, а то все больше мешает, чем помогает, как мне казалось, ЕСЛИ это она Вас вдохновляла, а не кто-то другой – уж, больно красивое произведение получилось).
Amanita : Мнение судьи : Эпизод II. Романтический
Ах, эти чудные цветы
И романтические дали,
И пара – словно голубки...
(А тесть в духовке утку жарит!)
И гладь прекрасна озерка,
И лебедь белая плывет...
(А гоблин бодрствует пока
И пончик сладкий хитро ждет!)
Стихи шепнет ему Она
И к тете Марте поведет...
(Там Альпы, чай, ликер-трава...
Но утка манит и зовет!)
Затем Он Ей кричал стихи
И мерз на лавке в темноте
(А тесть, уставши у плиты,
Ел утку, сидя в уголке!)

Мораль сей басни такова
(И да простит меня Сатир!):
Голодный автор из пера
Манящей утки стопит жир!

Дамы и Господа! Ваши новые Ристалища можно затевать в
Уголке Каминного Зала "Фантастическое Ристалище" (для рыцарей и волонтеров).


Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!